Искатель, 2018 №7

Чиновник после второй бутылки вина благодушествовал: дела на службе шли прекрасно. Сергей Иванович со дня на день ожидал новой должности, что сулило немалую прибавку к жалованью. Он с превеликим удовольствием прикладывался, забывая о закусках, к высокому бокалу, наполненному рубиновым терпким напитком.

— Завидую тебе, — Сергей Иванович крутил между пальцами ножку бокала, едва не выплескивая на белоснежную скатерть вино, — у тебя интересная жизнь: служба, походы. Шашку пристегнул — и вперед, а у меня… — он махнул другой рукой, едва не опрокинув графин.

— Сергей, не завидуй. — Торопов перехватил пытавшийся упасть графин и, словно фокусник, наполнил из него рюмку до краев. — Я бы с превеликим удовольствием поменял свою службу на твою, ты уже надворный, скоро станешь коллежским, а мне до полковника… Эх!

— Что ты! Просто ты не представляешь. Каждый день одно и то же копание в кипах бумаг, писание бесконечных отчетов, никому не нужных докладов… Перестань говорить мне о моем сидении в присутствии, становится худо от самого упоминания, хотя… лукавлю, и в моей службе есть некоторое разнообразие. Когда-нибудь я тебе расскажу об одном дельце, но как-нибудь потом, а теперь давай лучше за тебя, за твои походы, за армейский дух, — он поднял бокал.

— Что ж, присоединяюсь. — Илья Николаевич с хитрецой прищурил правый глаз. — Как продвигается жениховское дело с Марьей Николаевной?

— Думаю, дело сладится, и надеюсь, на Пасху ты не откажешься поприсутствовать на нашей свадьбе, — расплылся в улыбке Сергей Иванович и поднес бокал к стоящей на столе рюмке, ее тут же под-хватил Торонов. Одним глотком отправил в рот, закусил подхваченной на маленькую ложку паюсной икрой.

— А почему ты пригласил меня сюда? — Илья Николаевич сделал ложечкой круг в воздухе.

— Знаешь, мне нравится чувствовать себя причастным к русской литературе. За тем длинным столом, — он украдкой указал на соседний стол, — собираются литераторы и журналисты, чьи имена, у нас на слуху. После службы хочется возвышенного, почувствовать себя человеком, а не бумажным червем. Кстати, ты видишь, тот, с левого края, с русой бородкой?

— Вижу.

— Так это автор «Отцов и детей», «Дворянского гнезда».

— Извини, Сергей, ты же знаешь, что я не любитель чтения, поэтому мне что отцы, что дети, одного поля ягоды.

— Ладно, забудь. Когда тебе в полк? — попытался перевести беседу в другое русло Левовский.

— Я умоляю, не напоминай мне о службе. — Рука опустилась на левую сторону груди, лицо скривилось, будто Илья Николаевич съел лимонную дольку.

— Не буду, не буду, — открестился Сергей Иванович, — только и ты не говори мне о моей.

— Договорились.

— Еще по одной?

— Я по армейской привычке только «за», — он приложил два пальца к виску и отсалютовал, как делали польские офицеры. — Кстати, если я задумаю выйти в отставку, в твоем присутствии не найдется теплого местечка для бывшего офицера?

— О, Илюша, наверняка помочь старому приятелю я смогу только после того, как получу новую должность.

— За дружбу.

— За дружбу.

Около часа ночи приятели, расплатившись и одарив официанта щедрыми чаевыми, вышли на опустевший Владимирский проспект. Морозный воздух наполнил грудь и заставил придержать дыхание от резкого вдоха.

— Сани?

— Нет, — ответил Сергей Иванович, — я предпочел бы пешую прогулку, после долгого сидения требуется размять ноги.

— По такому морозу?

— Какой мороз? — Левовский скривил губы. — Ныне хоть зима пришла, в прошлую, так до Рождества снегом Господь не порадовал, одна слякоть под ногами. Выпадет и растает, все мостовые были залиты грязью. Поневоле вспоминаешь детские годы, когда с тобою пробирались на горку сквозь снег, который доходил до пояса.

— Ах, детство, детство, золотая пора беззаботности, — посетовал Торонов, — не тереби былых воспоминаний.

На Стремянной улице не встретился ни один человек, появилось чувство, что город обезлюдел и они остались одни во всей столице. Приятели не видели, как из ресторана господина Давыдова вслед за ними, поднимая бобровый воротник, вышел высокий человек в темном пальто, подбитом медвежьим мехом. Он не таился, улица и без того была плохо освещена, а в темных местах он вообще оставался незамеченным. Человек продолжал идти сзади и, наблюдая за приятелями, прислушивался к каждому слову.

На Николаевской Торонов остановил приятеля.

— Мне налево, тебе, как я понимаю, направо.

— Точно так. Может, ко мне? — предложил ротмистру Сергей Иванович. — У меня найдется бутылочка хорошей домашней настойки.

У следующего за ними человека вдруг быстро застучало сердце, но ответ принес облегчение.

— Нет, извини, в другой раз, мне надо отдохнуть. Знаешь, устал. Притом завтра, нет, уже сегодня у меня важная встреча, а если я посещу твое жилище, то буду не в состоянии здраво размышлять днем, — с улыбкой сказал приятелю Торонов, намекая, что они продолжат вечер за бутылкой.

— Что ж, — Левовский пожал руку приятеля, — это не последний вечер, проведенный с тобой?

— Так точно, мон женераль, — приложил руку к головному убору ротмистр.