Сергей Петрович за свои тридцать лег практики в психбольнице многое повидал и немало наслушался оскорбительных слов в свой адрес от психически больных людей. Он до того привык к общению с психами, что, казалось, ничто не могло вывести его из нормального рабочего состояния — может быть, только взрыв атомной бомбы. Главврач отлично понимал, что основное в его работе — спокойствие. Стоит один раз слететь с катушек, и нервная система начнет давать сбои. Не хотелось бы самому стать пациентом психбольницы. Сергею Петровичу хотелось на пенсию уйти здоровым человеком. А до желанной пенсии — еще почти десять лет. Следует заметить, что по природе главврач был незлым человеком, однако порядок в лечебнице требовал от персонала и пациентов соблюдать строго. Не случайно он был в числе лучших главврачей частных психиатрических лечебниц.
— Похоже, Иван Степанович, у вас есть своя, противоположная версия событий, которые привели вас в наше специфическое учреждение, — мягко обронил Сергей Петрович. — Что ж, я готов выслушать вас, нам некуда спешить.
Иван Степанович откинулся на спинку стула и, глядя поверх головы главврача, отчужденно бросил:
— Что толку оттого, что я озвучу в этом кабинете свою, правдивую, версию, которая ничего общего не имеете тем вымыслом, который изложен в бумагах дела? Ведь вы, Сергей Петрович, все равно мне не поверите. Я в этом уверен на сто процентов. И догадываюсь почему.
Главврач снял очки, протер линзы носовым платком, водрузил их на прежнее место и внимательно посмотрел в бледное лицо пациента.
— Почему вы уверены, что я вам не поверю?
— Почему? Потому что я не сомневаюсь в том, что вы заодно с членами так называемой медицинской комиссии. Медик всегда на стороне другого медика. Моя бывшая супруга со своим хахалем хорошо заплатили членам медкомиссии. В этом я нисколько не сомневаюсь. Иначе бы я не оказался в вашей психушке.
— Версия достойная внимания, — кивнул главврач, — продолжайте.
— Повторяю, что все, что написано в бумагах этого дела, бред сивой кобылы.
— У вас, Иван Степанович, есть доказательства, подтверждающие вашу версию?
— Доказательства?! — горько усмехнулся Иван Степанович. — Доказательства — это вся моя жизнь, мое безупречное поведение. Алкоголь я вообще не употребляю и тем более наркотики. До сегодняшнего дня я вел здоровый образ жизни. Если бы не эта курва, извините за ненормативную лексику, я бы не сидел сейчас перед вами, как последний придурок.
— Курва — это кто?
— Бывшая моя жена. Звали ее Люся, но теперь она предпочитает, чтобы ее называли Люсьен. Сейчас она жена олигарха Роберта Львовича. Вот такой грустный сюжет, уважаемый Сергей Петрович. Люсьен и упрятала меня сюда. Против больших денег я ничего не мог сделать. Все лживые обвинения меня в психической неполноценности и продажный суд вспоминаю, как кошмарный сон. Я дорого заплатил за свою наивность, доброту и отзывчивость к людям. В итоге — утратил веру в человечество. Жестокое время наступило, Сергей Петрович. Понятие совесть забыто, погоня за деньгами вынуждает людей лгать и даже совершать преступления.
Главврач пошевелил густыми бровями, сосредоточился. Он поймал себя на мысли, что перед ним сидит, вероятно, не психически больной человек, а просто нервный, у которого произошла семейная драма. Стоит упомянуть, что интуиция еще не подводила Сергея Петровича. И он решил несколько углубиться в обсуждаемую тему.
— Значит, Иван Степанович, в наше учреждение вас упрятала, как вы выразились, курва, то есть ваша супруга Люся? Осмелюсь предположить, что, возможно, в основе вашей драмы лежит любовь? Расскажите подробнее о ваших трениях с супругой. О том, чего ист в данном деле. С профессиональной точки зрения мне это небезразлично. Ведь наша дальнейшая судьба зависит в некоторой степени и от меня, как главного врача данной психиатрической лечебницы. Ну а насчет вашего намека в мой адрес на взятку, вы погорячились. Взяток я не беру. К слову, никто их мне не предлагает и не может предложить. Здесь особая система контроля со стороны Хозяина этой клиники. Он хорошо мне платит, и, буду откровенным, я держусь за это место. Вот так, голубчик.
— Извините, — вздохнул Иван Степанович, — тут я, наверное, погорячился. Нервы. Извините.
— Извинение принимается, — кивнул главврач. — Ну а как насчет любви? Полагаю, что вокруг этой вечной темы у вас все и закрутилось? Или я ошибаюсь?