Искатель утраченного тысячелетия

— О мосье! — вырвалось у нее. — Если б вы знали, как я жду этого моряка, что принес письмо от какого-то Вотрена! Этого человека или кого-либо другого. Как я жду! Но господи, господи, сколько же ждать! Может быть, день, может быть, год! А сын мой умрет, не дождется лекарства.

Мадам Рамо перевела на меня вопрошающий, скорбный взгляд своих черных глаз.

— Начинается ночь, — прошептала она. — Я не сплю и говорю себе: вот хина для Феликса, а сам Феликс без хины, может быть, сегодня ночью умрет. Если б я была в силах сама отвезти ему хину! Но ревматизм часто укладывает меня в постель. Добрая соседка тетушка Фланш неделями ухаживает за мной. Кто же, кто переплывет океан ради моего сына? Никто. — И она низко опустила голову. Губы ее чуть дрогнули.

— Я! Я отвезу! — вырвалось у меня.

И разве мог я сказать иначе?

Музыкальный альбом

Атлантический океан

Шхуна «Лютеция»

13 октября 1863 года

Дневник Веригина

Ветер надувает паруса. Шхуна «Лютеция» держит курс на Гвиану. Как найду я там этого сказочного Вотрена? Волны с грохотом бьют о борт шхуны, гонят шхуну все дальше и дальше от Франции и все ближе и ближе к Французской Гвиане.

Я сижу в своей каюте. Я — корабельный врач на этой шхуне. Уже произвел осмотр всей команды.

За дощатой перегородкой каюты чуть слышны голоса матросов, волны лижут, трогают борт шхуны, а она, чуть поскрипывая, все плывет и плывет со своим торговым грузом к берегам Гвианы.

Как я очутился здесь, на борту шхуны «Лютеция»?

О том, что торговая шхуна «Лютеция» отплывает во Французскую Гвиану, я узнал, скитаясь по Гаврскому порту.

— Какое мне дело, есть ли у вас диплом врача или нет! — сказал мне капитан «Лютеции». — Отвечайте, сколько вам платить?

— Нисколько!

— Что-то подозрительно! Но я ничего не боюсь. Плывите. Беру вас. Кормить буду.

— Но я обязан предупредить: моя врачебная практика…

— Опять о том же! Надоело. Я моряк! А восемь лет назад воевал под Севастополем. Видел, знаю работу русских медиков. У меня глаз морской. Наметанный.

— А помещение, господин капитан?

— Отдельная каюта. Будут больные — прикажу притащить к вам на койку. Все! Сказал — завтра отплываем!

Шхуна «Лютеция», 15 октября

Дневник Веригина

«Марсельеза»! Ее бодрый напев — в моей каюте. И льется он из старинного альбома с украшениями из бронзы.

Здесь, в маленькой каюте, я раскрываю этот музыкальный альбом с удивительными рисунками. Его передала мне мадам Рамо для своего сына в Гвиане. (Можно подумать, что чуть я сойду на берег, так сразу же попаду в объятия Феликса!)

Три дня назад мы простились с мадам Рамо.

Я сделал десяток-другой шагов по тихому переулку, как вдруг услышал чей-то возглас. Оглянулся. Мадам Рамо спешила мне вслед.

— Остановитесь, мосье!

Я пошел ей навстречу.

Старушка держала в руках какой-то предмет:

— О, мосье! Ваше великодушие… Вы увидите моего мальчика… Так возьмите…

— Что это, мадам Рамо?

— Альбом, мосье. О, это почти талисман. Все свое детство маленький Феликс больше всего любил разглядывать эти рисунки. Чуть заболеет — я ему в кроватку сразу даю этот альбом. И он засыпал и просыпался с этим альбомом. И быстро поправлялся. Отец Феликса, мой муж, в юности пробовал свои силы в живописи. Я уже рассказывала вам об этом. Но картины его были отвергнуты на выставке в Салоне. Он стал матросом, а потом капитаном на кораблях, уплывающих в далекие страны, и там он делал зарисовки. Он возил с собой какие-то увеличительные стекла… И все рисовал морских зверей — таких, которых никто не видит. Этот альбом переплетен в пергамент. Он не боится воды.

— Хорошо, мадам!

— А! Вот еще… Слушайте… Затейник был мой дорогой Огюстен. Откройте альбом. Вот ключик. Видите! Вставьте его вот сюда. Осторожно, поверните вот так.

Я повернул ключик. Крошечный механизм, спрятанный в альбоме, пришел в движение: закрутился валик с шипами, зубчики гребня стали цепляться за шипы. И в тихом полусумраке одинокого переулка мелодично и нежно зазвучала мелодия «Марсельезы».

Я не мог удержаться от улыбки. Глаза мадам Рамо сияли.

— А рисунки вы посмотрите в море. Или вместе с сыном… И, как в детстве, чем больше он на них будет смотреть, тем скорей поправится… Прощайте, мосье. Пусть вместе с этим альбомом придет к вам счастье и радость.

— Вы очень добры ко мне, мадам Рамо! Не знаю, я еще ничем не заслужил…

— Полноте! Мой Огюстен говорил: настанет время, и все люди станут так добры, что у кого не хватит доброго дела, которое он сможет сделать, то он постучит в чужое окошко и попросит: дай мне одно из твоих желаний сделать доброе дело… Да, да, мосье, — добро рождает добро. — И большие глаза мадам Рамо чуть увлажнились. — Благословение матери пусть сопутствует вам всюду и везде, — тихо сказала она.

Я низко поклонился и ушел молча. Не оглядывался. Но знал, что мадам Рамо еще долго смотрела мне вслед.

Шхуна «Лютеция», 23 октября

Дневник Веригина