Искатель утраченного тысячелетия

— Прочитайте нашего «Сирано де Бержерака». Я верю ему: герой произведения Ростана преодолел земное притяжение и побывал на Луне. Повторяю: я ему верю, а в вашу фантазию — нет. Простите, мосье Веригин, но вы говорите не как естествоиспытатель, а как девица из пансиона. Простите! — Доктор привстал и церемонно поклонился.

— Говорите что хотите! Все равно… Но выслушайте меня!

— Хорошо… Я буду серьезен. Слушаю вас.

Я протянул руку к ковру на стене, на котором было развешено оружие:

— Взгляните. Вот нож.

— Вижу, — отозвался Ги де Лорен. — Дамасская сталь.

— Именно. Сталь. И чтоб сталь стала сталью, нужна не только руда, но и углерод. Он приходит к руде и помогает ей стать сталью. Углерод! О! Он великий преобразователь.

— Ого-го! — оглушительно засмеялся доктор. — Вы ищете тот преобразователь, который поможет вам усвоить секрет долголетия секвойи? Так, что ли?

Но тут вошел Сэм и объявил, что все готово к отплытию.

Доктор поднялся с кресла:

— Вот что, дорогой Веригин! Ищите свои целебные травы, лечите больных, но поиски этого преобразователя, говорю вам, тщетны. Они не помогут отыскать тысячелетнюю жизнь… Стойте! Не перебивайте меня! Вам угодно видеть человека бессмертным. Вы не хотите смириться с тем, что и камни седеют, и вот эта сталь ножа устает. Вы говорите: найду преобразователь, а с ним люди обретут тысячелетнюю жизнь!

Он с силой хлопнул по альбому:

— Слова, слова, слова! Вы говорили об углероде. Верно: без углерода-преобразователя не будет стали. Но человек — не руда. И преобразователя, так сказать, «углерода» для человека вам не сыскать. Тщетно!

Ги де Лорен увидел мои погрустневшие глаза и положил руку мне на плечо:

— Спуститесь на землю, дорогой искатель! Ваша гипотеза построена на песке… нет, на тени песка, на облаке… нет, на тени облака, на дыме от огня… нет, на тени от дыма. — Он продолжал серьезно и доброжелательно: — Мой милый доктор Веригин, вам трудно сейчас. Понимаю. Но что поделаешь! Не считайте, что вы на правильном пути. Берите посох, идите дальше. Желал бы я, чтоб вы нашли «углерод» для вашей стали, что зовется человеком.

И он поднял бокал:

— Счастливого пути! И да здравствует поиск!

Вот она, Французская Гвиана!

Эти записи сделаны на пути во Францию

Дневник Веригина

Весла ударили по воде. Лодка поплыла.

Тягостно потянулись первые часы плавания. Сначала по реке Морони, а потом вверх по течению какого-то притока Морони. Его названия не запомнил.

Знавал я разные дороги — и лесные, и шоссейные, и широкие, пыльные, усаженные по обеим сторонам то березками, то елками, и речные — на паромах и баржах. Но то была Россия. Родина. А теперь в чужой стране я плыву по Неведомой темно-желтой тропической реке. Она мрачна, тягостна. Глядя па воду этой реки, я невольно вспомнил нашу Каму. Кама светло-коричневая, в предвечернем свете перламутровая. Кама серьезна и сурова. В энергии, в движении нашей Камы я всегда чувствовал живую жизнь, а в стремительном движении Морони я увидел силу мрачной безнадежности.

Глухо и плотно стоят по берегам живые стены тропического леса. И казалось, что не берега, а вот эти стены леса то сдавливают с двух сторон реку, то отпускают ее. На моих глазах идет непрестанная война меж водой и лесом.

Никого! Никого! Никого! Только обезьяны-ревуны, цепляясь хвостами за ветви деревьев, свешивались над нашей лодкой, гримасничали, кричали, хохотали. Только попугаи, раскрашенные на все лады, изгибали свободно и мягко свое тело на лианах и бросали нам вслед свои картавые, сухие и резкие восклицания.

Лодка плыла. И мне казалось, что я плыву уже целую вечность.

Берега с зелеными стенами леса то теснили реку — и она рвалась, шумела, металась, мучилась, то расступались — и воды тихо катили вдаль.

Тяжкий сумрак, сумрак души моей, навеянный отповедью Ги де Лорена, не рассеивался. Одна лишь светлая надежда утешала меня: скоро я увижу человека, ради которого я приехал в Гвиану. И ему помогу.

Лодка плыла…

Вокруг нас были джунгли. Хмурые, полутемные, переполненные возгласами, плачем, воем животных, острыми криками птиц и шорохом змей…

И вспомнился мне разговор двух матросов, слышанный в приморском кабачке в Гавре.

«Ты не говори, что мы, французы, хозяйничаем в Гвиане», — поучал молоденького юнгу рыжебородый пожилой боцман.

«Я хорошо знаю: край подчинен французам, голландцам и англичанам», — не сдавался юнга.

«Э-э-э, пустое. Там хозяйничает она — желтая-прежелтая госпожа».

«Какая еще госпожа?»

«Госпожа Малярия. И помощников у нее видимо-невидимо. Не счесть: ядовитые змеи и рыбы-скаты. В Гвиане тебе, конечно, захочется купаться. Войдешь в реку Морони — тут к тебе незаметно подплывает скат и наносит удар».

«Зубами?»

«Хвостом».

«Вот еще!»

«Да. Бьет током. Электрическим. Верная смерть. А еще есть рыбы по имени пирайя…»

«Ну и что?»