Искатель утраченного тысячелетия

- Вы, конечно, помните, уважаемый клиент, - обратился ко мне Колокольчиков, - предание о флейтисте, который спас некий городок от крыс? Обворожил крыс своей игрой, увел и утопил в местном водоеме. Простите, но почему же вас сей музинструмент так взволновал? Повернитесь. Начнем операцию бритья.

- Макар Иванович, - взмолился я, - что вы знаете...

- Понял! - перебил Колокольчиков, взбивая кисточкой мыльную пену. - Все понятно... Мой внук приехал из Москвы со словом "хобби", что значит увлечение. Страсть. Выходит, что ваше хобби не марки, не этикетки, а флейты. В вашу коллекцию требуется новая флейта. Итак, мое чуткое сердце слышит крик вашего хобби! И даю вам адрес.

- Какой адрес?

- Точный адрес, где вы, пожалуй, купите флейту,

- Какую флейту?

- Вот уж не знаю: альтовая, басовая или пикколо. Но только это вам не простая флейта, а столетняя, то есть древность! Воспламенитесь. Ваша коллекция обогатится редкостной флейтой из Славска.

Я дернулся под простыней: "Может быть, Рамо играл на этой флейте!"

А Колокольчиков намыливал мне шею и говорил:

- Француз пропал, а чудо-флейта досталась его другу, доктору Климову Платону Сергеевичу.

- Он жив?

- Кто?

- Доктор Климов.

- Доктор Климов - это архаизм! Он скончался сто лет назад. А внук его Эдуард Кузьмич, таксист из Москвы, второе лето приезжает в Славск. Дом продает, никак не продаст. Не угодно ли вам купить у него дом, большой фруктовый сад?.. У него же и флейта деда. В наследство досталась. А прозвище его - Обойщик.

- Чье прозвище? Таксиста?

- Да нет же! Деда. Безумного Климова. Доктора... Так и звали его - "Доктор-обойщик". Он то п дело обои...

- Мне нет дела до обоев... до прозвища. А вот адрес таксиста, у которого флейта француза!

- Пушкинская, восемнадцать

НЕОЖИДАННАЯ ПОКУПКА

Вот и Пушкинская, 18.

Скрипучие, полусгнившие ступеньки крыльца. Рядом с крыльцом - две сломанные скамейки. Дверь приоткрыта в сени. Я осторожно шел по покачивающимся доскам сеней. Они были узкие, длинные. Слева - глухая стена, почерневшие бревна, справа окна в сад, забитые фанерой. Но кое-где еще остались цветные стекла - желтые, синие, зеленые, красные.

Зелень отцветавшего сада беспомощно и одиноко льнула к этим стеклам. Вот и дверь квартиры доктора. Изодранная обивка. На ней еще уцелели четыре позеленевших медных гвоздика, па которых держалась когда-то дощечка с фамилией доктора.

Я на миг задумался.

Здесь, в этом доме, Рамо под фамилией Лорена встречался с доктором Климовым. Здесь, быть может, найду хоть крупицу из жизни Веригина. Последние слова в его дневнике были: "все вспомнил". Но перед отъездом в Россию Веригин не мог не побывать у Ги де Лорена, у Феликса Рамо. Значит, есть надежда...

Я потянул надломанную деревянную ручку звонка. Раздался долгий дребезжащий звук.

Дверь раскрылась. В проеме стоял Эдуард Кузьмич Климов, шофер московского таксомоторного парка, плотный, крепко сбитый человек лет сорока пяти; сандалии на босу ногу, замшевая куртка с длинной "молнией".

- По объявлению пришли? Дом-сад покупать? Иль яблочки нужны?

- Поговорить по совсем иному делу.

- Что ж, раз пришли - так заходите.

Через полутемную прихожую мы вошли в комнату. Она была вся уставлена ящиками с яблоками. В шкафу за стеклом были видны старые медицинские книги и старенький деревянный стетоскоп. На столе - старинный чернильный прибор.

Запах антоновских яблок смешивался здесь с острым запахом мышиного и куриного помета. И едва я сел на одинокий стул, а хозяин - на порванный кожаный диван, как в комнату спокойно вошли цыплята. Они вошли сюда с присущей им серьезностью и стали разбегаться по углам.

- Вот в Москву вместе с яблоками повезу, - пояснил хозяин и принялся их выгонять.

Я ждал.

"Почему вдруг стало скучно на душе?" - спрашивал я себя. И не находил ответа. Может, все дело в застоявшемся запахе, в этой непроветренной комнате? Может, скука пришла вместе с этими цыплятами, которых повезут в Москву на заклание?

Хозяин вернулся. Я рассказал ему, зачем я пришел.

- Не позволю! - крикнул Эдуард Кузьмич. - Что с того, что дед наш дружил с каким-то шалым французом! И сам ошалел, с ума сошел. Да! И ребята по улицам за ним гонялись, кричали: "Доктор-обойщик!" Но зачем же наш семейный позор в кино выводить? Не позволю!

И с этими словами он резко потянул снизу вверх "молнию"-змейку на своей светло-коричневой щегольской куртке. Как бы зашил себя наглухо. Минутное молчание. А затем он снова повторил, но повторил спокойно, тихо и раздельно, по слогам:

- Не поз-во-ля-ю...

И осторожно, медленно потянул змейку на куртке сверху вниз. Словно расшил себя - открыл для дальнейшего отпора.

И тщетно просил я Эдуарда Кузьмича рассказать о семейном предании Климовых - о флейте француза.

- Такой фильм про вашего деда, доктора Климова, снимет черноту этого прозвища, - доказывал я. - Фильм раскроет суть его поведения...

- Оставьте, гражданин, баюкать своими байками! - отмахивался от моих слов Эдуард Кузьмич.

- Но я поверну сюжет про вашего деда!