— Кто-то ее стащилъ, — повторилъ онъ, — а если карта украдена, они, пожалуй, отправятся на поиски клада.
— Но, можетъ быть, ничего не найдутъ?
— Можетъ быть, и не найдутъ, — проворчалъ онъ, вставъ и зашагавъ по комнат. Прюденса, пораженная внезапною мыслью, подошла въ нему.
— Эдуардъ Тредгольдъ одинъ оставался здсь сегодня.
— Нтъ! нтъ! — воскликнулъ капитанъ:- кто бы ни взялъ ее, это наврно былъ не Тредгольдъ. По всему городу уже трезвонили о ней.
— Онъ вздрогнулъ, когда вы сказали, что сожгли ее, — настаивала миссъ Дрюиттъ, — я убждена, что въ скоромъ времени отецъ его съ Чокомъ и Стобеллемъ отправятся въ далекое плаваніе. Покойной ночи!
Между тмъ союзники возвращались по домамъ разочарованные. Полъ-милліона изъ-подъ носу уплыло, по выраженію м-ра Стобелля.
Миссъ Виккерсъ, узнавъ отъ Джозефа о сожженіи карты, была такъ поражена, что даже отказалась поврить «своимъ собственнымъ ушамъ».
— Почему? — освдомился ея нареченный.
— Потому… ну, потому, что это было бы слишкомъ глупо! Ну-ка, повторите еще разъ, какъ все это было… Ничего не разберу.
М-ръ Таскеръ покорно повторялъ, выразивъ при этомъ убжденіе, что все очень просто.
— Да, все, чего мы не понимаемъ, кажется простымъ! — неопредленно замтила миссъ Виккерсъ.
Она задумчиво вернулась домой и дня два-три продолжала находиться въ этомъ состояніи, къ удивленію ея семьи. Шестилтній Джорджъ Виккерсъ, претерпвъ операцію умыванія трижды въ одно утро, едва не сошелъ съ ума, между тмъ какъ Марта и Чарльсъ не были подвергнуты ей ни разу. Разсянность миссъ Виккерсъ продолжалась, однако, не доле трехъ дней; на четвертый она, окончивъ свой дневной трудъ, одлась съ необычайномъ стараніемъ и вышла изъ дому.
М-ръ Чокъ работалъ у себя въ саду, соединяя пріятное съ полезнымъ, какъ вдругъ въ противоположномъ конц сада ему послышался тихій продолжительный свистъ. Онъ машинально обратилъ голову въ ту сторону и едва не выронилъ лопату, замтивъ возвышавшуюся надъ заборомъ женскую шляпку, показавшуюся ему странно знакомой. Взглянувъ въ другую сторону, онъ увидлъ у окна бывшую очевидно насторож м-ссъ Чокъ.
Свистъ все усиливался, и м-ръ Чокъ, отеревъ лобъ, внезапно покрывшійся потомъ, съ удвоенною силою принялся за работу; проведя языкомъ по слегка запекшимся губамъ, онъ принялся насвистывать въ свою очередь, но этотъ пріемъ оказался неудачнымъ: таинственный свистъ усилился, и — какъ это ни странно — принялъ какой-то оттнокъ мольбы. Поблднвшій м-ръ Чокъ не въ силахъ былъ выносить доле это испытаніе.
— Ну, кажется, на сегодня будетъ! — проговорилъ онъ громко и весело, втыкая лопату въ землю и надвая жакетку, висвшую тутъ же на куст. Когда онъ проходилъ мимо окна гостиной, повелительный голосъ окликнулъ его.
— Что, милая? — отозвался м-ръ Чокъ.
— Тамъ какой-то пріятель вызываетъ васъ свистомъ, — проговорила м-ссъ Чокъ дланно-спокойнымъ голосомъ.
— Свистомъ? — повторилъ м-ръ Чокъ, продолжая по мр силъ разыгрывать роль глухого, — я думалъ, что это птица свиститъ.
— Птица? — едва не задохнулась м-ссъ Чокъ: — взгляните сюда! Вы называете это птицей?
М-ръ Чокъ взглянулъ и испустилъ восклицаніе изумленія.
— Вроятно, онъ вызываетъ кого-нибудь изъ слугъ? Я долженъ буду поговорить съ ними.
— Поговорите лучше съ нею! — произнесла м-ссъ Чокъ съ величественнымъ презрніемъ.
— Я этого не сдлаю.
— Почему?
— Потому что ты станешь меня разспрашивать и все равно не повришь мн, что бы я ни сказалъ.
— Итакъ, ты отказываешься идти? — спросила она дрогнувшимъ голосомъ.
— Отказываюсь. Почему бы теб не пойти самой?
М-ссъ Чокъ смотрла на него нсколько секундъ въ гнвномъ безмолвіи, затмъ, подобравъ юбки, величественно выплыла въ садъ, и м-ръ Чокъ вздохнулъ съ облегченіемъ, услышавъ, что свистъ прекратился. Но когда она возвратилась, лицо ея выражало такое негодованіе, что м-ръ Чокъ, не смя ее разспрашивать, окаменлъ на мст.
На слдующій день за завтракомъ м-ру Чоку пришлось плохо. Выказывать сочувствіе м-ссъ Чокъ, сумрачно разливавшей кофе, и разыгрывать роль человка, ни о чемъ не догадывающагося, — было свыше его силъ. Онъ старался длать какъ можно мене шума, разбивая яйцо, но, тмъ не мене, онъ все время чувствовалъ за себ ея укоризненный взглядъ, между тмъ какъ она демонстративно отставила отъ своего прибора поджаренный хлбъ и яйца.
— Ты ничего не кушаешь, моя милая, — сказалъ м-ръ Чокъ.
— Я не въ состояніи проглотить ни кусочка, — было отвтомъ.
Принимая изъ рукъ супруги вторую чашку кофе, м-ръ Чокъ ощутилъ угрызеніе совсти, а когда онъ взялъ другой кусочекъ поджареннаго хлба, она только вздохнула, возведя глаза къ потолку.
— Ты не похожа на себя, — замтилъ заботливый супругъ, — это огорчаетъ меня.
— Конечно, я не молодю, — согласилась м-ссъ Чокъ, — но это еще не можетъ служить извиненіемъ для вашихъ поступковъ. Вы прекрасно понимаете, что я хочу сказать. Вчера, когда эта особа высвистывала васъ изъ-за забора, не сказали ли вы, что это — птица?
— Да, я сказалъ, — отвтилъ м-ръ Чокъ.
Лицо м-ссъ Чокъ запылало.
— Какого сорта птица? — спросила она вызывающе.
— Пвчая птица, — проговорилъ онъ съ попыткою на юморъ.
М-ссъ Чокъ вышла изъ комнаты.