«Одни уроды и жулики. Ну хоть бы одно умное лицо!» — бурчал под нос Гроссмейстер.
— Ну-ка, дай тот ролик с главным храмом. Там что-то необычное было…
Все мониторы стали одним огромным экраном. Сначала долго показывали руководство со свечами в руках, потом роскошные фрески и золотой иконостас. Но вот Гроссмейстер напрягся и впился в экран глазами. Дэн замедлил показ. Великий зритель разглядывал лица людей в храме.
— Теперь тоже, только в других храмах.
Снова на экране появились лица простых людей: бородатых мужчин, женщин в платочках, детей, стариков… Гроссмейстер вглядывался в них, как Черчилль на обходе русских солдат почетного караула в Москве.
«Почему эти-то за мной не идут? Какие светлые лица! Какие глубокие глаза! — бормотал он под нос. — …Ну почему мне достаются одни уроды с рылами вырожденцев, с бегающими поросячьими глазками?»
…В кармане пиджака Гроссмейстера запищал телефон. Он достал его, взглянул на экран дисплея и удивленно вскинул брови. Поднес трубочку к уху и замер, приоткрыв рот.
— Но как вы узнали? Впрочем, что это я… Простите. Да. Конечно. Немедленно буду.
Гроссмейстер надел парик, поработал над гримом лица, оделся в поношенный плащ, нахлобучил кепку и вышел из номера.
За столиком неприметного кафе в одном из центральных московских переулков сидел один единственный посетитель. Гроссмейстер подошел к сидящему, слегка поклонился и, получив разрешение, присел на свободный стул.
— Или у вас самая невидимая в мире охрана, или ее вообще нет, — сказал Гроссмейстер мягким голосом.
— Ты знаешь, кто меня охраняет, и насколько эффективно, — сказал хозяин.
— Однако вы здесь инкогнито, — слегка улыбнулся гость.
Хозяин взглянул в глаза Гроссмейстеру. Тот, будто обжегшись лучом лазера, опустил глаза и часто заморгал.
— Не забывайся. Привык иметь дело с холопами.
— Простите.
— Приехал кошельком трясти и собирать урожай? Ты же знаешь, что твои деньги ничего не стоят.
— Они пока работают…
— Да, верно, натворил ты у нас бед.
— Все в рамках дозволенного.
— Скажи… Как ты там себя называешь сейчас?.. Гроссмейстер? Шут гороховый! Скажи, неужели тебе не противно падаль подбирать?
— В смысле?
— Падаль — это то, что падает. В животном мире это трупы, в человеческом обществе — падшие люди.
— Но ведь люди! Божьи создания!
— Те, кто Божьи, никогда за тобой не пойдут. Оглянись. Ты видишь людей. Сколько из них тех, кто молится Богу? Они незаметны, они это делают сокровенно, при закрытых дверях, ночами. Они не лезут на экраны вашего телевидения.
Гроссмейстер выпрямил спину, вцепился в край стола, побледнел.
— Видимо, тяжко тебе тут приходится, — сказал хозяин. — Храмы, наверное, за версту обходишь?
— Не все. Впрочем, вы правы. С каждым часом мне хуже. Пора улетать.
— Да уж. Скоро праздник. Будет крестный ход. Можешь и окочурится.
— Простите, позвольте мне откланяться.
— Прежде чем ты дашь дёру, изволь проявить вежливость. Некрасиво обращаться к человеку, не называя его.
— Простите, ваше величество!
— Вот так уже лучше, господин падальщик. Ладно, беги, лукавый предтеча. Беги, актер погорелого театра. А то ведь на подходе разочарованная обманутая публика. Могут тебе и личность попортить. Слышишь «гром победы раздавайся»?
— Я больше не могу, ваше величество! Отпустите! Прошу…
— Свободен.
— Слушаюсь и повинуюсь.
Тот, кто называл себя Гроссмейстером, встал и, согнувшись, будто от боли в животе, быстрым шагом удалился.
Хозяин смотрел ему вслед и шептал:
— Сколько людей соблазнил! Ну ничего, многие скоро очнутся от этого наркотического сна. Последнее слово будет за нами. Помоги мне, Господи.
…Вдруг я понял, что стою рядом с Государем. Он поднял на меня глаза и сказал: «Знаю, вы ждете моего прихода к власти. Не волнуйся, я приду, когда будет на то воля Божия, когда вы будете готовы меня принять, как желанного гостя и хозяина. Прошу ваших молитв».
Последняя волна
Все эти события, связанные с Государем Николаем Александровичем и царем будущим, буквально перевернули нашу жизнь. Как-то заехал в наш храм владыка, увидел в алтаре государевы иконы и потребовал их вынести и сжечь. Отец Марк обратил внимание владыки на то, что иконы непрестанно мироточат, что является неоспоримым свидетельством того, что Господь Сам прославляет Царя и его святое семейство.
— Все эти чудеса показывают нам, что Царские страстотерпцы будут прославлены нашей Церковью, как они уже прославлены Зарубежной.
— Только через мой труп, — вскрикнул владыка и с великим возмущением покинул храм.
— Как пожелаете, — прошептал отец Марк.
Через месяц владыка скончался от сердечного приступа. Хоронили его в закрытом гробу.