«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл

Вероятно, положение узников окончательно сломило бы наш дух, не навострись мы пробираться по водосточному жёлобу в комнаты девочек. Как – умолчу. Вдруг вам тоже захочется, а это довольно опасно.

Когда вернулся домой отец, у нас состоялся с ним разговор. Мы повинились, что нам очень стыдно. И нам действительно было стыдно. Особенно из-за Дейзи, хотя она и повела себя как слабачка. А приговор нам вынесли следующий: нас отправляют за город, где мы и останемся, пока не возьмёмся за ум.

Отправляли нас к дяде Альберта. Он писал за городом книгу, и нам предстояло жить под его присмотром, что нас даже обрадовало. Всех, включая Дейзи и Денни.

Перенесли мы такой поворот судьбы стоически. Сами ведь заслужили. И поскольку нас, повторяю, грызло раскаяние, мы твёрдо решили стать хорошими.

Не знаю уж точно, насколько нам это удалось, Освальд теперь склоняется к выводу, что, возможно, было ошибкой браться за ум так вот сразу. Всем вместе и одновременно. Любое хорошее дело требует постепенности.

P. S. Дейзи в действительности не умерла, а всего-навсего потеряла сознание. Девчонка есть девчонка.

N. B. Пинчера нашли на диване в гостиной.

Приложение. Я вам и половины не рассказал о том, как мы создавали джунгли. Например, вы не знаете ничего про слоновьи бивни, диванные подушки, набитые конским волосом, и дядины сапоги для рыбалки.

Глава 2 Будем хорошими

Когда нас отправили за город учиться быть хорошими, это нам показалось вполне стоящим делом. Мы, конечно, понимали, что на время удалены из дома дяди, но не верили миссис Блейк, которая называла наш отъезд наказанием.

Она просто не знает английских законов. За одно и то же никого дважды не карают, а значит, мы уже получили своё за чучела, шланг и джунгли в саду, когда нас отходили тростью и держали в комнатах на хлебе и воде.

За город мы были посланы именно в целях усовершенствования наших пока недостаточно положительных душевных качеств. Тем более что дядя наш очень по-доброму объявил: всё неприятное между нами полностью стёрто заключением (можно сказать, почти одиночным), отбывая которое мы сидели на хлебе и воде и не смогли даже приручить ни одной мыши. Словом, мы искупили проступок своими страданиями, и теперь наша жизнь начиналась с чистого листа.

В большинстве книг разные там места, где оказываются герои, описывают, на мой взгляд, очень скучно. Причина, по-моему, в том, что авторы не понимают, какие сведения действительно нужны читателям. Надеюсь, я не повторю их ошибки.

Дом, где нам предстояло жить, назывался Моут-хаус. В древние века, не помню, в какие именно, он несколько раз сгорал, но владельцы всё время строили новый. Солдаты Кромвеля[40] тоже его основательно потрепали, но он потом был подлатан.

Очень странный, скажу вам, дом. Парадная дверь открывается прямо в столовую с красными портьерами и чёрно-белым мраморным полом, похожим на шахматную доску. А ещё там есть потайная лестница, только существование её уже ни для кого не тайна, и очень уж она шаткая.

Дом не то чтобы огромный, но окружён рвом с водой, через который к парадному входу перекинут мостик[41]. По другую сторону рва расположена ферма с сараями, конюшнями, сушильнями солода и всяким таким прочим. Садовая лужайка тянется до самого церковного двора, который ничем не отделён от сада, кроме полоски газона. Перед домом тоже есть сад. А ещё один сад, фруктовый, находится позади него.

Хозяину Моут-хауса нравятся дома поновее, вот он и построил себе такой – побольше, с застеклёнными террасами и конюшней, увенчанной часовой башенкой. Там он теперь и обосновался, а Моут-хаус сдал дяде Альберта, который взялся за нами присматривать. А по субботам до понедельников к нам станет присоединяться отец. Дядя Альберта пишет книгу, и мешать мы ему не должны, но он всё равно будет за нами приглядывать.

Надеюсь, что я, не впадая в многословие, познакомил вас с новыми обстоятельствами и они теперь вам понятны.

Приехали мы достаточно поздно, но не в полной ещё темноте и смогли разглядеть большой колокол, подвешенный к крыше дома. Верёвка от него шла внутрь и тянулась сквозь нашу спальню в столовую. Г. О. углядел её, пока мыл руки к ужину, и принялся дёргать. Мы с Дикки не возражали.

Результатом стараний нашего младшего братца стал мрачный и громкий колокольный гул. Отец крикнул нам, чтобы мы прекратили. Г. О. так и сделал.

Мы все спустились вниз и почти уже сели ужинать, когда гравий на улице перед домом зашуршал под множеством ног. Отец кинулся поглядеть, в чём дело, и, возвратившись, сказал:

– Вся деревня – половина уж точно – сбежалась узнать, что случилось. В этот колокол звонят только в двух случаях: при пожаре или при нападении грабителей. Ну почему вы, дети, никак не отучитесь за всё хвататься руками?

Дядя Альберта его успокоил:

– Сон следует за ужином столь же естественно, как плоды за цветами. Это убережёт нас хотя бы сегодня от новых проделок, сэр. А уж завтра я им растолкую, чего делать нельзя ни под каким видом в нашей сельской обители.