– Понимаешь, – чуть помолчав, ответил Дикки, – я, как мы и договаривались, искал для себя какое-нибудь полезное дело. Ну и ты сам, наверное, помнишь окошко на маслобойне, которое почти не открывается. Я разобрался: всё дело в задвижке. С помощью проволоки и верёвки я её починил. Теперь открывается полностью.
– А им что, починка была не нужна? – заподозрил неладное Освальд, который не раз убеждался: взрослые почему-то предпочитают оставлять некоторые вещи неисправными, а мы за свои попытки их починить получаем не благодарность, а нагоняй.
– Ну, если бы они мне просто сказали, что в этом не нуждаются, я бы моментом всё вернул обратно, – вздохнул Дикки. – Но они вообще ничего не заметили и по привычке тупо так прислонили к окошку молочный бидон. Окошко под его весом, естественно, распахнулось, и бидон грохнулся в ров. Они там теперь в ужасном волнении. Вот к чему жмотничество приводит. Будь я фермером, обязательно держал бы про запас парочку бидонов.
Излагал это Дикки трагическим голосом, однако Освальд не собирался впадать в отчаяние. Во-первых, вина была не его, а во‐вторых, он, с присущей ему дальновидностью, уже узрел выход из положения.
– Не расстраивайся, – торопливо ободрил он брата. – Держи хвост пистолетом. Сейчас мы достанем этот проклятый бидон.
Добежав до сада, он тихо свистнул. Условный сигнал этот был нам всем хорошо знаком, и остальные немедленно прибежали узнать, что случилось.
Освальд дождался, пока все соберутся, и начал:
– Дорогие сограждане! Мы сейчас потрясающе проведём время.
– Это не шалость какая-то, а? – встревожилась Дейзи. – Ну, как в прошлый раз, когда говорили, что будет здóрово.
Элис сердито шикнула на неё. Освальд притворился, что не услышал.
– Драгоценное сокровище из-за небрежности одного из нас угодило в ров, – сообщил он.
– Проклятая штука сама туда рухнула, – уточнил Дикки.
– Не важно, – отмахнулся Освальд. – Главное, она там. И наш с вами долг – возвратить утрату скорбящим владельцам. А это значит, нам надо протралить ров.
Все встрепенулись. Чувство долга призывало осуществить задуманное, и задача была интересная. Редчайшее сочетание!
Мы поспешили сквозь яблоневый сад на другую сторону рва. Там рос крыжовник и ещё кое-что другое – тоже на кустах, но мы ничего рвать не стали без разрешения. Элис пошла и спросила, а миссис Петтигрю ей ответила:
– Ну, полагаю, можно. Ведь вы, разрешу я вам или нет, всё равно сорвёте.
Скепсис её был вполне объясним. Ей ведь тогда ещё не представилось случая осознать благородство и честность всех представителей славного рода Бэстейблов. Открыть их для себя почтенной даме предстояло в недалёком будущем.
Яблоневый сад полого спускался к тёмным водам рва. Мы уселись на солнце, высказывая различные соображения по поводу предстоящего, пока Денни не задал вопрос:
– А вы вообще знаете, каким образом тралят рвы?
У нас на время пропал дар речи. Потому что хотя мы и много читали про то, как рвы прочёсывают в поисках пропавших наследников или исчезнувших завещаний, но никогда не задумывались, что именно надо при этом делать.
– Полагаю, тут нужны «кошки», – предположил Денни, – но на ферме, наверное, их не найдёшь.
Мы начали спрашивать и обнаружили, что никто о подобном предмете здесь даже не слышал. Подозреваю, Денни имел в виду что-то другое, но сам был уверен, что слово выбрал верное.
В результате мы взяли с кровати Освальда простыню, разулись, сняли кто чулки, кто носки и попытались определить, можно ли простынёй протралить дно рва, который у этого берега был очень мелким. Простыня сперва упорно плавала на поверхности и на глубину ушла только после того, как мы зашили в один из краёв камни, однако и тогда она за что-то на дне зацепилась и обратно вернулась рваная.
Нам стало очень досадно и жаль. Ведь она мало того что продырявилась, так ещё и выпачкалась. Правда, девчонки не сомневались, что смогут её отстирать в раковине у себя в комнате. Это нас успокоило.
Попытки возобновились, а стирка – в силу сложившихся далее обстоятельств – уже не потребовалась.
– Ни одно человеческое существо не знает, – провозгласил Ноэль, – и половины сокровищ, которые таит в себе эта мрачная расщелина.
Нам показалось правильным ещё немного потралить по эту сторону, а затем добраться до маслобойни. Её мы с того места, где стояли, видели плохо. Обзору мешал кустарник, выросший из трещин между камней там, где фундамент дома опускался в ров. А напротив окна маслобойни прямо в ров опускался амбар. Совсем как на картинках с видами Венеции. Иными словами, красиво, но для нашего дела неудобно: встать напротив окна маслобойни мы никак не могли.
Нам удалось связать порванную часть простыни бечёвками, после чего мы вновь погрузили её в воду. Освальд уже начал командовать: «Ну, мои храбрецы, теперь тяните изо всей мочи! Раз! Два! Три!», когда Дора пронзительно взвизгнула:
– Ой! Там, на дне, черви! Я чувствую, как они извиваются!
И её пулей вынесло из воды даже раньше, чем она успела прокричать это до конца.