«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл

– Конечно, Доре тяжело, но настроение у неё теперь вполне бодрое. Дейзи считает, мы все должны её проведывать и делиться любыми радостями, горестями и прочим. И ещё она объяснила Доре, что от одра болезни по всему дому распространяется благость, как в книге «Что сделала Кэти». В общем, Дора очень теперь надеется, что, пока лежит, послужит благословением для всех нас.

Освальд, конечно, ответил, что тоже надеется, хотя ему это совсем не понравилось. Ведь именно о недопустимости подобного сюсюканья они с Дикки и говорили.

А сильнее всего нам влетело за кадушки, взятые с забора. Оказалось, они предназначались для масла, и их просто повесили ненадолго проветриваться.

Ясное дело, что после нашего плавания для масла кадушки стали, как верно заметил Дикки, безвозвратно потеряны. Вонь от воды из рва впиталась в дерево навечно.

Словом, вышло нехорошо. Но ведь проделали мы это всё не для собственного удовольствия, а из чувства долга, что, впрочем, ни в коей мере не смягчило приехавшего на выходные отца. Увы, такие недоразумения случались уже не впервые в моей жизни.

Глава 3 Памятник Биллу

Солдаты ехали верхом, строем по двое. То есть солдат было по одному, а лошадей по две. На одной лошади каждый солдат ехал верхом, а вторую, без всадника, вёл рядом с собой под уздцы, чтобы тренировать. Они были из казарм в Четэме.

Мы все построились вдоль стены, огораживающей церковный двор, и, когда они поравнялись с нами, отдали им честь, хотя тогда ещё не читали «Удивительных приключений сэра Тоди Лайона с генералом Наполеоном Смитом» – единственной стоящей книги этого автора[44], потому что всё остальное у него, на мой взгляд, полная чушь, хотя многим нравится.

В «Приключениях Тоди Лайона», как мы узнали позже, офицер отдаёт честь мальчику. Офицер, который был с нашими солдатами, чести нам не отдал, зато послал девочкам воздушный поцелуй. И солдаты сделали то же самое.

Мы им в ответ помахали, а на другой день сшили британские флаги из собственных белых носовых платков, лоскута, вырезанного из красной фланелевой нижней юбки «белой мышки», которая ей в такую теплынь совершенно не требовалась, и синей ленточки, купленной в магазине.

Затем мы стали ждать. И через четыре дня они появились снова, таким же строем, как раньше, по-видимому опять выезжая неосёдланных лошадей.

Разразясь приветственными криками, мы помахали им флагом. Затем грянули трижды «ура». Освальду оно удаётся лучше всех остальных, и, дождавшись, когда проедут пушки и первый солдат в строю поравняется с нами, он зычно провозгласил:

– Троекратное «ура» королеве и британской армии!

За сим последовали восторженные выкрики и взмахи флагом. Громче всех вопил Освальд, ради этого взобравшийся на стену. А флагом размахивал Денни, который благодаря своему положению гостя и нашей вежливости снимает самые сливки с любого начинания.

Солдаты в тот день на наши «ура» не ответили, а лишь улыбнулись и послали воздушные поцелуи.

Следующим утром мы постарались одеться по-военному. У Ноэля и Г. О. имелись собственные жестяные мечи, а остальные упросили дядю Альберта, чтобы позволил надеть на себя кое-что из оружия, висевшего в столовой. Он согласился с одним условием: мы должны были после как следует всё это почистить.

Мог бы и не упрашивать. Мы с удовольствием занялись чисткой сразу же. В ход пошли хозяйственное мыло, толчёный кирпич и полировочная паста для ножей, изобретённая в свободное от покорения Наполеона время достославным герцогом Веллингтоном (троекратное ура Железному Герцогу!), а также бархатной шкуркой, замшей и отбеливателем.

Освальд надел кавалерийскую саблю в ножнах. Элис и Мышь заткнули за пояс пистолеты – огромные, старинные, с кремнёвым запалом и кусочками красной фланели на спусковых крючках. Денни вооружился морской абордажной саблей – очень красивым клинком столь преклонного возраста, что он запросто мог побывать в Трафальгарской битве и, надеюсь, действительно побывал.

Остальные надели на головы французские шлемы, взяли каждый по тесаку времён Франко-прусской войны. Когда их начистишь, они просто сияют, только вот ножны полировать очень трудно. На каждом из тесаков значилось имя владельца. И где, интересно, они теперь? Видимо, некоторые из них пали в бою. Бедняги! Хотя случилось это давно.

Я хотел стать солдатом. Куда интереснее, чем сперва учиться в престижной школе, а потом в Оксфорде. Пусть даже и в Баллиоле. Освальду бы куда больше понравилось уехать горнистом в Южную Африку[45], но отец ему не позволил.

Тут ещё, правда, вот какое дело: он и на горне играть пока не умеет. Зато на своём дешёвом простом свистке освоил сигналы «в атаку» и «смирно». С помощью Элис, которая наиграла их ему на рояле по нотам из красной военной книжки отцовского кузена, служившего в боевом полку.

Освальд мог бы ещё разучить «отступаем», но этот сигнал ему кажется стыдным. Хотя он, конечно же, понимает: настоящий военный горнист что приказали, то и трубит, даже если против этого восстаёт его гордый юный дух.