И вот, вооружённые до зубов, мы надели на себя всё красное, белое и синее, что только нам удалось найти. Очень для этого хороши оказались ночные рубашки, а уж как тут уместны красные носки и синие свитеры, никто даже не представляет себе, если ни разу не пробовал.
Покончив с экипировкой, мы подошли к стене, огораживающей церковный двор, и принялись поджидать солдат. Наконец мы увидели их авангард (не знаю уж, как это правильно называется у артиллеристов, потому что авангард бывает в пехоте), приготовились и, стоило головному солдату первой батареи поравняться с нами, как Освальд сыграл на своём свистке «в атаку», а затем выкрикнул:
– Троекратное «ура» королеве и британской армии!
В этот раз у солдат с собой были ружья. И каждый тоже прокричал «ура». Потрясающе! Прямо в дрожь от восторга бросало. Девочки сказали, что им вообще захотелось плакать, а мальчики никогда в таком не признаются, даже если им тоже хотелось. Плачет только малышня. Однако под впечатлением все находились сильным. Освальд такого ещё никогда не испытывал.
А потом офицер вдруг скомандовал:
– Стой!
Все солдаты немедленно натянули поводья. Огромные пушки тоже остановились, а офицер выкрикнул: «Вольно!» – и что-то ещё, сержант за ним повторил, после чего одни из солдат спешились и раскурили трубки, а другие уселись, не отпуская поводья своих лошадей, на травянистой обочине дороги.
Теперь мы смогли как следует разглядеть их оружие и снаряжение. Мало того, вскоре к нам подошёл офицер. Мы стояли на стене. Все, кроме Доры, вынужденной сидеть из-за ноги, пока ещё не зажившей. Вооружена она была трёхгранной рапирой и мушкетоном, ствол которого увенчивался медным раструбом – почти в точности как на картинках мистера Калдекотта[46]
.Офицер походил на викинга. Очень высокий, светловолосый, с длиннющими усами и ярко-голубыми глазами.
– Доброе утро, – сказал он нам.
Мы ответили ему тем же.
– Сдаётся мне, вы все отчаянные вояки, – продолжал он.
Мы ответили, что очень хотели бы быть таковыми.
– И настрой у вас патриотичный, – добавил он.
– Разумеется, – подтвердила Элис.
Оказалось, что офицер этот давно нас заприметил и остановил своих артиллеристов, полагая, что нам будет интересно посмотреть на пушки.
Ох, как же редко встречаются среди взрослых такие внимательные и понимающие люди!
– О да! Конечно! – выпалили мы и спрыгнули со стены.
А офицер был так добр и великодушен, что продемонстрировал нам верёвку затвора и детонатор и объяснил, что, если их вынуть и унести, пушка становится бесполезна, пусть даже враги её и захватят. Он позволил нам заглянуть в жерло орудия, и мы увидели его сверкающую внутренность с нарезкой. И ящики для снарядов нам тоже было разрешено открыть, но они оказались пустыми.
Офицер объяснил нам, как пушку отделяют от передка (специальной повозки для снарядов) и насколько быстро такое можно проделать, но не стал заставлять солдат нам показывать, потому что они отдыхали.
Пушек было шесть, и на повозке каждой мы увидели белую надпись: «15Ф». Офицер объяснил, что это значит «пятнадцать фунтов».
– А я думала, пушки весят гораздо больше пятнадцати фунтов, – удивилась Дора. – Наверное, это так бы и было, если бы их делали из мяса. Но полагаю, металл и дерево куда легче.
Офицер терпеливо и очень по-доброму объяснил ей, что надпись касается не пушек, а снарядов весом пятнадцать фунтов, которыми эти орудия и стреляют. До чего ж это здорово, сказали мы, смотреть, как его батарея проходит мимо.
– Теперь уж недолго осталось, – ответил он. – Нам приказано отправляться на фронт, и вскорости мы туда отплываем. На следующей неделе. Во вторник. Пушки покрасят в цвет грязи. И солдат оденут в такую же форму. И меня – тоже.
Солдаты смотрелись настоящими молодцами, даже без киверов, которые им теперь заменяли кепи, надетые у кого прямо, а у кого набекрень.
Нам стало ужасно жалко, что они уезжают. А ещё Освальда, как и всех нас, остальных, охватила зависть. Ведь эти солдаты и офицер уже были взрослые, и никто не твердил им всякую ерунду насчёт образования: пока-де его не получишь, нельзя воевать за свою страну и королеву.
Элис, нагнувшись к Освальду, шепнула ему кое-что, а он ответил:
– Отлично. Только сама скажи.
Ну, Элис тогда и спросила у офицера:
– Надеюсь, вы ещё остановитесь, когда в следующий раз будете проезжать мимо?
– Боюсь, не могу вам этого обещать, – ответил он ей.
– Ой, постарайтесь, пожалуйста, – попросила Элис. – Для этого есть очень важная причина.
– Чего? – растерялся офицер, и прозвучало у него это совсем не так, как звучит у нас, заставляя взрослых ставить нам в упрёк невежливость.
И Элис пояснила:
– Мы решили вам всем приготовить на память подарки и напишем об этом отцу, чтобы он нам позволил. Он сейчас уже поправил своё состояние. Давайте уговоримся: если не увидите нас на стене, не останавливайтесь. Но если мы будем здесь, пожалуйста! Пожалуйста, сделайте это!
Офицер дёрнул себя за ус, похоже засомневавшись, но в итоге сдался:
– Хорошо!