Например, если вы поместите самку воробья в звуконепроницаемую кабину и проиграете запись брачного крика самца воробья, в ее мозге повысится уровень экспрессии гена Egr-1, входящего в состав системы вознаграждения. Подобное происходит также в том случае, когда животное получает вознаграждение другого рода — кокаин. Примечательно, что если перед прослушиванием песни самке воробья дать маленькую капсулу, содержащую эстрадиол (эстроген), чтобы имитировать уровень ее гормонов во время сезона спаривания, то при звуках пения самца в ее мозге будет происходить еще более активная экспрессия генов системы вознаграждения (в отличие от аналогичного опыта с плацебо). Итак, что касается самки воробья, можно сделать вывод, что слушание брачной песни самца доставляет ей удовольствие.
И наоборот, если поместить в студию звукозаписи самца воробья и проиграть ему ту же запись брачной песни самца, то в системе вознаграждения в его мозге не наблюдается подобных изменений в экспрессии генов. Вместо этого при прослушивании у него происходит активация миндалевидного тела — области мозга, связанной с распознаванием угрозы. Если самцу воробья дать капсулу с тестостероном перед прослушиванием песни самца, чтобы уровни его гормонов соответствовали таковым у типичного самца во время сезона спаривания, то его реакция на птичье пение усилится. (В случае плацебо подобной реакции не наблюдается.) Мы можем сделать вывод, что самцу слушать чужую брачную песнь неприятно и для него это скорее предупреждающий сигнал, что другой самец претендует на его территорию.
Итак, у других видов пение может воздействовать на мозг слушателя положительно или отрицательно. Однако это отнюдь не говорит о том, что птицы или любые другие животные воспринимают эти звуки как музыку[167]
. Вспомните мое определение музыки: намеренное, систематическое изменение нот или ритма для того, чтобы исследовать звуковые закономерности «если-и-тогда». В случае новой музыки это генеративное изобретение звуковых паттернов. И напротив, большинство птиц воспроизводит одну и ту же мелодическую последовательность без особых вариаций. Приматолог Валери Дюфур изучила вопрос, можно ли считать музыкой то, что шимпанзе барабанят руками по корням деревьев или по своему телу[168]. Она пришла к выводу, что в этом случае не хватает изохронии (или равномерности), ключевой особенности музыки. Также не существует свидетельств того, что у шимпанзе происходит намеренноеВ отличие от того, что можно наблюдать у животных, маленьких детей очень привлекает музыка. Дайте малышу барабан или клавиатуру, и он повторит или придумает музыкальную последовательность, а затем
Однако вернемся к нашим предкам-гоминидам: нет убедительных доказательств того, что неандертальцы или другие наши предки-гоминиды создавали музыку[172]
. По мнению археолога Стива Митена, неандертальцы не изготавливали музыкальных инструментов. Интересно, что его представление было оспорено в 1996 г., когда археолог Иван Турк объявил, что нашел инструмент в пещере в Словении. Это была бедренная кость медведя с двумя круглыми отверстиями, и Турк заявил, что это флейта. Однако последующие находки ставят его слова под сомнение по нескольким причинам. Во-первых, другой археолог, Франческо Д'Эррико, нашел в той же самой пещере другие кости, в которых были практически идентичные отверстия, оставленные зубами хищников, а также на них имелись отметины зубов напротив отверстий, что позволяет предположить, что кости были зажаты в челюстях. Таким образом, перфорированные тазовые кости появились не в результате того, что неандертальцы намеренно проделали отверстия, чтобы превратить кости во флейту для целенаправленного изменения звуковых паттернов. Но, главное, концы костей были все еще закрыты костной тканью. Это означало, что их никак нельзя было использовать в качестве музыкальных инструментов: полая кость не продувалась. Словом, свидетельства, полученные от наших предков-гоминид, указывают на то, что музыка и механизм систематизации, благодаря которому она появилась, свойственны только людям[173].