Искажение

Сопротивляться было рано. Неважно, что там у меня в «голове», неважно, что я понимал больше, чем мой идиот-отец, мне всего лишь исполнилось десять лет. А в мире взрослых все просто. Если тебе десять, тебя можно калечить морально, тебя можно истязать физически, с тобой можно сделать все, что угодно, можно даже заказать себе десятилетнего ребенка, и тебе его доставят в далекую Америку или не в такой уж далекий от нас Китай. Доставят и даже оформят веселенькой тесемкой, а дальше делай что хочешь, да хоть сожри на ужин – все можно им, и ничего нельзя тебе. Особенно сопротивляться. Но мир меняется, и, как по мне, меняется в лучшую сторону. Забавно наблюдать, какую мощь приобретают социальные сети, еще недавно казавшиеся забавой. Я вижу в них избавление. Избавление от диктата тупых ублюдков, извращенцев и выродков. Теперь нельзя быть уверенным в том, что творимое когда-то безумие не всплывет в самый неожиданный момент. Мне весело наблюдать, как корячит уродов, ставших сильными мира сего и теперь хлебающих помои своих же деяний. Хватило чьей-то исповеди в Фейсбуке о насилии – и полыхнуло так, что зашатались троны под толстыми задницами, им стало страшно и страшно теперь будет всегда. В любой момент может объявиться повзрослевший ребенок, над которым измывались, и устроить такую веселую жизнь своему мучителю с помощью всего лишь страницы в Фейсбуке, что мало не покажется. Никто теперь не может творить ад и быть уверенным, что его не достанут. Прекрасное время, прекрасная эпоха, все на виду, и каждый ответит за свои поступки. Да, конечно, жаль, что замечательными возможностями пользуются не только во благо, жаль, что очерняют и невиновных, но это же война, а на войне жертв не избежать. Это первая гражданская мировая война слабых с сильными, и слабые пока побеждают. Но будет ли слабым мир, если сильные подпишут капитуляцию? Может, и будет. Да и черт с ним – эта война нужна не для победы, а для боевых действий, и пусть она не закончится вообще никогда. Да, Тело?

Мне оборудовали отдельную комнату: черные светоотражающие шторы, чтобы даже днем в ней было темно будто ночью, старый круглый стол – натуральный антиквариат, подсвечники и свечи – в общем, все, чтобы обстановка была мистической и пугающей. Мне пошили новый черный саван с капюшоном, в котором я должен встречать за столом желающих узнать свою судьбу, а за отдельные деньги – изменять судьбу к лучшему.

Я никогда не думал, что настолько терпелив. Мне хотелось, чтобы все, о чем я мечтаю, случалось прямо сейчас. Ну хорошо, я готов предоставить мирозданию пару часов для осуществления задуманного, но я представить не мог, что дам Вселенной фору в четыре года, а сам все это время буду терпеливо ждать. Я вытерпел столько не без помощи матери, этой глупой, но доброй женщины. Она умела быть жесткой. Даже не знаю, откуда в ней взялась непреклонность, своими ушами, хоть у меня их и нет, слышал, как она сказала отцу: «Я поддержу твои замыслы, если откроешь Юре счет, куда будешь отчислять пятьдесят процентов со всех этих ваших гаданий. Когда ему исполнится шестнадцать, он должен иметь возможность эти деньги использовать, и обсуждать я это не собираюсь». Она же всегда была женщиной-овцой с простыми, как полевые цветы, мечтами: пусть все будет хорошо, пусть все будут здоровы; честный понимающий муж, воспитанные детки, даже если у деток вместо головы непонятная субстанция в прямом смысле слова, что-нибудь красивое, что-нибудь вкусное, теплый солнечный день, не дождливый вечер – вся эта бесконечная тупость. Надо все же отдать отцу должное. Ни на какие мои деньги он не претендовал. Счет открывать не стал. Сказал так: «Ненадежно это все. В наличке будем хранить. В долларах, в евро, только не рубли и не банковские счета».

За четыре года всего лишь один персонаж, по-другому этого человека не назвать, мне запомнился – Артур.