Я вошел в дом вслед за Фамаидой. Плотные шторы совсем не пропускали дневной свет. Комната, где мы оказались, освещалась несколькими лампами с красными плафонами в форме пламени свечи. Под потолком – огромная темного стекла люстра на цепях, как мне показалось, весила она под тонну. В центре – внушительный круглый стол, восемь стульев с резными спинками. Пол застелен ворсистым ковролином. В комнате было глухо, точно в безэховой студии звукозаписи. Запах стоял густой, но приятный: лаванда, сандал, роза, жасмин. Казалось, что в комнате недавно курили или жгли благовония, отчего теперь немного резало глаза. Фамаида, не задерживаясь, пересекла проходную комнату и жестом показала идти за ней. Удивительно было наблюдать, как с каждым шагом женщина будто молодела и распрямлялась; войдя в другую комнату, она театрально сбросила саван. Передо мной стояла стройная ухоженная женщина, выглядящая моложе своих тридцати пяти. Убранство этой комнаты не имело ничего общего с соседней. Ультрасовременное жилище, органичный минимализм: белое, черное, серое.
– Сними шлем, я хочу посмотреть, – приказала Фамаида. Звучало именно как приказ, а не просьба.
Я снял мотоциклетный шлем и распахнул глаз.
– Чудо какое, настоящее чудо. – Она разглядывала меня со всех сторон, не переставая удивляться. – Надо же, как такое вообще?..
У Фамаиды я прожил до конца августа. Замечательное время. Удивительное. Никакого отдыха во время этих летних каникул для меня не планировалось. Когда родители договаривались с Фаиной Алексеевной о моем обучении, она не соглашалась, пока мать не сказала: «Просто давай ты посмотришь на него сначала, а потом скажешь – да или нет». Конечно, когда она увидела мое прекрасное «лицо», тут же поняла, что по большому счету я ей нужен больше, чем она мне. Только представь, Тело, лица клиентов Фамаиды, когда они видели меня. Вся их реальность рушилась, если они и сомневались хоть когда-нибудь в существовании чудес, то их сомнения тут же улетучивались. За лето я должен был научиться вести себя как истинный провидец, медиум и вообще святой. Удивительно, что звание «святой» никак не мешало страждущим просить проклясть врага. Они искренне крестились, когда садились напротив меня за стол и доставали добытые волосы или какой-нибудь предмет гардероба своей жертвы. И уходили, крестясь.
Я встречал посетителей в таком же саване с капюшоном, как у Фамаиды. Сидел молча, держал руки на столе, всем видом показывал, что обитаю сейчас в высших сферах. Когда скидывал капюшон с
Фаина Алексеевна поначалу и не думала делиться со мной заработком, но когда я поставил ультиматум – либо пополам, либо никак, – согласилась. Тем более она получала кое-что еще кроме денег, и это было для нее куда важнее – репутация. Теперь ко всем ее регалиям потомственной ведуньи и званию победительницы турнира экстрасенсов добавилось настоящее чудо в моем лице. Она сочинила историю моего чудесного появления, с ее слов, я, наверно, только молнии не метал и города не разрушал.
Как-то раз я спросил у Фамаиды:
– Почему они нам верят? Насколько часто сбывается то, что мы им говорим? Хотя бы только по случайности.
– Никогда не сбывается, дело совсем не в этом. Просто однажды человек приходит к пониманию, что вообще никак не управляет своей жизнью. Чаще всего к этому выводу приходят те, кто всегда действовал по плану. Учился, трудился, строил карьеру, добивался, побеждал и вообще был уверен в завтрашнем дне. Странные люди, как можно быть уверенным хоть в чем-то в наше время? И когда судьба преподносит очередной сюрприз, вместо того чтобы перестать держать собственную жизнь за горло, они бегут туда, где, по их мнению, можно на судьбу повлиять. С жизнью у них управиться не получилось, остается только то, что над жизнью.
– А над жизнью – верхние миражи, – сказал я.
– Что? – спросила Фамаида.
– Так, просто подумалось.