Искаженные слова Иисуса. Кто, когда и зачем правил Библию

Вся жизнь и мышление Бенгеля были пропитаны его религиозными убеждениями. О серьезности, с которой он относился к своей вере, можно судить по названию вступительной лекции, прочтенной им после назначения младшим преподавателем в новой богословской семинарии в Денкендорфе: «De certissima ad veram eruditonem perveniendi ratione per studium pietatis» («Неустанное стремление к благочестию как верный путь к получению прочных знаний»).

Бенгель, получивший классическое образование, чрезвычайно осмотрительно относился к толкованию библейских текстов. Вероятно, он известен в первую очередь как автор комментариев к Библии: его перу принадлежат подробные примечания к каждой книге Нового Завета, он обстоятельно рассматривает вопросы грамматики, истории и толкования, дает ясные и увлекательные объяснения, заслуживающие внимания современного читателя. Стержнем этих экзегетических трудов являлось доверие к словам Писания. Это доверие простиралось настолько далеко, что уводило Бенгеля в направлении, которое может показаться немного странным. Считая все слова Писания — в том числе слова пророков и Откровения — богодухновенными, Бенгель пришел к убеждению, что великая сопричастность Бога к людским делам близится к кульминации и, согласно библейскому пророчеству, поколение самого Бенгеля живет незадолго до конца света. По сути дела, он верил, что знает дату конца света: он должен наступить примерно через сто лет, в 1836 году.

Бенгеля не смущали такие строки, как Мф 24:36, где говорится, что «о дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, ни даже Сын, а только Отец Мой один». Будучи педантичным толкователем, Бенгель обращает внимание на то, что Иисус пользуется настоящим временем: в то время дату действительно «никто не знал», но это еще не значит, что и позднее она не станет известной. Христиане позднейших времен узнают обо всем, изучая библейские пророчества. Папство — вероятно, Антихрист; масоны — лжепророк из Откровения, а до конца света осталось всего одно столетие (так Бенгель писал в 30–х годах XVIII века).

Великая скорбь, которой примитивная церковь ждала от будущего Антихриста, еще не началась, но он очень скоро явится, ибо пророчества из глав 10–14 Апокалипсиса сбывались на протяжении многих веков, главное событие вырисовывается все отчетливее: не пройдет и ста лет, как произойдут большие предсказанные перемены… Но не будем об остальном, особенно о великой кончине, которую я предвижу в 1836 году[80].

Как видно, у нынешних предсказателей Страшного суда — Хэла Линдси (автора «Великой последней планеты Земля») и Тима Ла Хэя (соавтора «Оставленных на земле») — были предшественники, как будут и последователи, во веки веков.

Странные толкования Бенгелем пророчества интересуют нас здесь только потому, что проистекают из знания точных слов Писания. Будь числом зверя не 666, а, скажем, 616, это имело бы большое значение. Поскольку слова играют свою роль, важно, чтобы мы знали эти слова. Поэтому Бенгель в своих научных трудах посвятил немало времени изучению тысяч разночтений в манускриптах, пытаясь различить среди поздних изменений, сделанных переписчиками, оригинальные тексты авторов, и в конце концов сделал несколько открытий в области методологии.

Он первым разработал критерий, в котором в большей или меньшей степени отразился его подход к выявлению оригинального текста там, где имеющиеся слова внушали сомнения. Предшественники Бенгеля, такие как Симон и Бентли, пытались ввести оценочные критерии для разночтений. Другие ученые, не упоминавшиеся здесь, составляли длинные списки критериев, которые могли оказаться полезными. Досконально изучив этот вопрос (а Бенгель все изучал досконально), он обнаружил, что может обобщить подавляющее большинство предложенных критериев в простой фразе из четырех слов: «Proclivi scriptioni praestat ardua» — «трудное предпочтительнее легкого». Логика такова: гораздо выше вероятность, что переписчики вносили изменения в текст, стремясь улучшить его. Заметив то, что они принимали за ошибку, они исправляли ее, заметив расхождения в одной и той же истории, пытались их согласовать, а когда встречали текст, не согласующийся с их богословскими взглядами, меняли его. Для выявления самого давнего (или даже «оригинального») текста предпочтение следует отдавать не тому варианту чтения, который исправляет ошибку, согласует фрагменты текста или улучшает его с богословской точки зрения, а прямо противоположному, который «труднее» объяснить. В любом случае предпочтение следует отдавать самому трудному варианту чтения[81].