Лайсве тужилась, стискивая зубы и обливаясь потом. Она даже не поняла, сколько времени прошло, когда стало легче: тихо и невесомо. Она скользила вниз, в объятия милосердной тьмы, но желание увидеть малыша не отпускало. Целители молчали, отец — тоже. Раздались тяжёлые шаги, хлопнула дверь, впустив холодный воздух. За шлепком последовал едва слышный плач.
— Как она? — басовито ухнул голос Микаша.
— Не твоими стараниями! — гаркнул отец.
Двигаться, говорить, даже веки поднять было непереносимо тяжело.
— Лучше, чем ожидалось. Мальчик пропущенный, у него нет дара, он очень слаб. Протянет пару дней, даже если мы вольём в него всю силу. А вот её ещё можно спасти, — неумолимо отмерял слова Арсен.
— Дайте мне его, — просипела Лайсве.
— Лучше не надо, расстроитесь — вам нельзя, — отговаривал Арсен. — Не хватало ещё, чтобы он умер у вас на руках.
— Дайте, — потребовала она более твёрдо.
— Не беспокойся, мы отнесём его к кормилице. Его выходят. Когда ты наберёшься сил, его вернут, — лгал отец, поглаживая Лайсве по потной щеке. — Ты молода, у тебя ещё будут дети!
— Вообще-то нет. Эти роды оставили её бесплодной, — осадил его Арсен.
— Дайте! Мне незачем жить без него! — хотелось орать на пике голоса, но не было сил даже всхлипнуть.
Лайсве лежала в полном опустошении. Чудо! Ей так нужно чудо!
— Дайте же ей его! Я её муж, я так решил! — голос Микаша ударил по ушам.
Сильные руки уложили тёплый комок ей на живот. Он фырчал, едва слышно билось маленькое сердце.
— Жаль, что ты вспоминаешь об этом, только когда тебе удобно, — возмущался отец.
— Не здесь! — устыдил их Арсен. — Оставим их. Займёмся её лечением позже.
Послышались шаги, скрипнула дверь. Хоть Микаш шептал едва различимо, ветер всё равно донёс:
— Я сам заберу у неё ребёнка, когда она заснёт.
Предатель! Бросил её сразу после свадьбы и явился только для того, чтобы отобрать её ребёнка! Они все и отец, и целители её предали!
Не спать! Ни в коем случае не засыпать, иначе малыша заберут, и он умрёт без её помощи.
— Гедыминас, — пробормотала Лайсве. — Я даю тебе имя Гедыминас. Теперь мары не заберут тебя.
Преодолевая боль и истощение, она приложила его к груди. Малыш засопел, потягивая губами сосок едва-едва.
— Вот так, Гед, ешь. Ты должен жить.
«Пожалуйста! Помогите! Помогите хоть кто-нибудь! Неужели мы недостойны помощи? Неужели мой сын недостоин жизни? Не спать, только не спать!»
Навалилась душная серость, густыми клочьями клубился туман, без верха и без низа, нигде и везде. Лайсве бродила в беззвучной пустоте с малышом на руках. Страшно было выпустить его хоть на мгновение. Она бы отдала ему свою жизнь, если бы только могла.
Показался каменный постамент. На нём лежал человек в холщовом балахоне, выбивались из-под белой маски чёрные волосы.
— Безликий! — позвала Лайсве.
Он зашевелился и сел. Пронзительно синие глаза уставились на неё.
— Это мой малыш. Правда, красивый? Самый красивый, — Лайсве протянула ему ребёнка.
Безликий смотрел с сожалением, словно тоже не верил, что Гед будет жить.
— Возьми его. Я знаю, ты жалеешь, что не смог подержать своего сына на руках, так подержи хотя бы моего, — она насильно вложила малыша в его широкие ладони.
— Ох, Лайсве, — вздохнул Безликий. — Он замечательный!
— Пожалуйста, благослови его на жизнь. Он этого достоин.
Бог поглаживал малыша, прижимая его к себе. В его движениях сквозила такая нежность, что стало неловко. Она наверняка снова всколыхнула в нём болезненные воспоминания.
— Чем больше я помогаю тебе, тем больше заменяю судьбу твоего рода своей. А эта стезя — тяжелейшая из всех, — Безликий печально качнул головой.
— Пускай даже так! Я готова отдать тебе и его судьбу, и свою, раз остальные нам отказали.
Бог приложился губами ко лбу малыша. Тот смотрел на него серыми льдинками глаз, точь-в-точь как у Микаша. Безликий подул на светлый пушок у Геда на макушке.
— Я принимаю тебя в свой род, как суть от своей сути. Я наполняю тебя своей силой, я вплетаю твою судьбу в свою. Отныне я — твой путь, а ты часть моего пути, что начнётся и закончится во мне.
Он вернул Лайсве ребёнка, и тот улыбнулся беззубым ртом.
— Спасибо, — прошептала она счастливо.
— Не благодари. Ты не знаешь, на что подписалась.
Лайсве попыталась ответить, но серая пустошь уже исчезла.
Безмолвие нарушил скрип двери. Зашелестела одежда, снова раздались шаги. Пришли за Гедом!
Лайсве нащупала малыша у себя на груди и облегчённо вздохнула. Не отдаст! Ни за что не отдаст!
Гость встал рядом, без свечи, сильный целитель, судя по ауре, но явно не Арсен. Кого-то подослали?
— Госпожа Горлица, ты не спишь? — проскрипел старческий голос с гортанными нотками. — Это Хорхор-икке, шаман из Полночьгорья. Помнишь меня?
Тот сумасшедший старик-оленевод, который лечил Вейаса от мерячки, болезни Червоточин. Точно! Что он здесь делает? Как миновал охрану?
— Девять месяцев назад я увидел тебя во сне. Большой город праздновал смерть, много смертей. Ты была напугана и молила о помощи, — рассказывал Хорхор. — Тогда я услышал зов мироздания: «Найди её и помоги. Это и есть твоя последняя миссия».
Он говорил о казни единоверцев в Эскендерии?