И этот суровый мир отвечал ему взаимностью. Ему одному, любимому, пускай и блудному, неблагодарному сыну иступленных небес подчинялись стихии. Ему благоволили духи, его обожали звери и растения. Весь мир, не только ветер, оборачивался вокруг него, просачивалось под кожу, тёк по жилам. Ничего человечьего в раскалённой до предела ледяной мощи уже не оставалось. Тело набухало, готовое взорваться смертоносным вихрем и смести всю гниль.
Заорал в ужасе эттин-убийца. Гэвин воткнул шпоры в бока коня и выставил копьё. Заискрил на наконечнике голубой шар и врезался в грудь гиганта. Демоны с визгом бросились врассыпную, эттин отлетел на десять ярдов и с грохотом рухнул на землю, оставив в ней большую воронку. Из развороченной грудины сочилась кровь и торчали обломки рёбер.
Гэвин развернул коня на месте, отбросил расщеплённое копьё и выхватил из ножен на поясе клеймор. Не рунный меч из звёздного металла, но тоже сгодится. Вспыхнуло лезвие голубыми огнями ветроплава. Владыка Аруин достал собственное оружие, дрожали тонкие, подкрашенные в уголках татуировкой губы. Так у него тоже не несокрушимый кайласах, и рука уже давно не та!
Схлестнулись всадники, лязгнуло оружие, высекая снопы искр. Противники обменивались молниеносными ударами, никто из них не уступал, вот только ветер раздувал полы плаща Гэвина всё сильнее. Утренний всадник не чувствовал страха и усталости, не сомневался в победе. Аруин отвёл лезвие снизу. Серией виртуозных финтов Гэвин закрутил его меч своим, откинул с пути и подобрался к защищённому лишь тонкими кольчужными кольцами горлу.
«Оставь меня! — зазвучал в голове сиплый голос Ариуна. А когда-то он был звонким и чистым и пел так, что с ним не сравнились бы даже голоса лучших бардов Норикии. — Как только ты исполнишь свой долг, мой народ вернётся в Аннуин. Я слаб и жалок, но хочу увидеть, как свершится моя месть. Не трать силы понапрасну, они уже почти на исходе!»
«Вечерний всадник заставит тебя заплатить за вероломство и глум!» — Гэвин всадил меч обратно в ножны и спрыгнул с коня.
«Если только мои мары не заберут его раньше», — усмехнулся владыка.
И демоны, и Сумеречники следили за Гэвином, боясь сдвинуться с места и даже вздохнуть. Он опустился на колени возле распростёртого на земле Ойсина. Загрубевшая от постоянных тренировок с мечом ладонь закрыла остекленевшие глаза и стёрла кровь с губ. Гэвин поднял идеалистичного мальчика на руки. Горечь вины и боли разъедали разум.
«Прости, что предал и подставил тебя, прости, что не защитил. Простите и вы все, что моя семья, моя кровь причиняет вам столько боли».
— Уходите! Архимагистр мёртв! Вы больше никому не нужны! — прокричал Гэвин.
Взорванная и истоптанная копытами земля пропиталась кровью. Повсюду валялись истерзанные тела животных, людей и демонов.
— Ты никто, чтобы нам приказывать! Даже не один из нас! — донеслось из передних рядов. — Убирайся, и мы пойдём дальше. Сотрём с лица земли приспешников демонов!
— Нет! — оборвал их Гэвин. Глупцы и безумцы, они жаждут закопаться в могилы живьём. — Именем Безликого и по праву чемпиона я принимаю командование орденом и объявляю капитуляцию и роспуск.
— Нет! Ты нечестивый! Ты в сговоре с демонами и Лучезарными!
Сумеречники наставляли на него копья, словно надеялись убить, как демона.
Из глотки вырвался сумасшедший каркающий смех. Тело горело, по жилам лилась раскалённая лава. Гэвин вскинул голову к небу, шепча только ему:
— Я верю, верю и ненавижу. Дай знак! Я готов ко всему, я готов вершить твою волю!
Выстрелило, выбило дух, болью поразило под лопатками, градом хлынул пот. Мешаясь с дождём, он разъедал татуировочную краску. Она текла чёрными ручьями по пальцам и пачкала мёртвого мальчика. Гэвин до сих пор держал его дрожащими руками.
Вспыхнули вокруг советника павлиньи цвета. Что-то шевелилось, распахивалось вширь и ввысь у него за спиной. Гигантскими воронками вихрился воздух. Темнело, словно туча спускалась на землю. Посверкивая молниями, огненный смерч распахивал хищный зев.
Сумеречники в ужасе круглили глаза. Самые рассудительные бросали оружие и бежали прочь.
— Именем Безликого заклинаю! Я проводник воли его! И он повелевает, чтобы ордена не стало сегодня. Вы больше не его люди! Убирайтесь, иначе будете сметены здесь и сейчас, не единоверцами и не демонами, а божественной дланью собственного покровителя! — хрипел Гэвин раскатами грома.
Ветер стремился сорвать плоть с костей, изничтожить вместе с изувечившей землю войной. Гэвин в самом сердце, он сам — сердце бури. Синевой ночи вихрилось его потустороннее могущество. Только оно устрашило и отрезвило. Этой силы Сумеречники и демоны не понимали и боялись больше смерти, от неё — бежали, проклиная до десятого колена. Свои и чужие хором. Ненавистное Небесное племя.
Как же он ненавидел их: Сумеречников, демонов, Лучезарных, неодарённых. Всех! А себя ещё больше, ведь с этим немыслимым могуществом он не мог сражаться с людьми, не мог излечить любимое дерево от гнили. Но для мира призрак надежды ещё не угас. То, что для этого требовалось, Гэвин готов был исполнить любой ценой.