Исход

Вернувшись в замок, она приказала собирать вещи. Предстояло самое трудное — разговор с отцом. Он сидел в своём любимом кресле в спальне, безучастно глядя в окно, но, увидев дочь, тут же просиял.

Лайсве набрала в грудь побольше воздуха и рассказала о предстоящем отъезде.

— Нет… — забормотал лорд глухо. — Не отпускаю… погубит!.. Нет!

Лайсве взяла его морщинистую ладонь и приложила к губам:

— Отец, пожалуйста, Микаш мой муж. Я обязана следовать за ним хоть в изгнание, хоть в Ледяную Преисподнюю. С тобой останутся Арсен и Хорхор, а ещё слуги. Если… когда всё уляжется, мы вернёмся. Так будет лучше для всех!

— Для тебя… — хрипел он с небывалой для немощного тела силой. — Нет!

— Прошу, не делай наше прощание сложнее, чем уже есть. Я всё понимаю. Я ужасная дочь и мать, раз бросаю вас. Но ничего изменить не могу. Эта дорога вас убьёт, а если я останусь, вас убьют Лучезарные, — едва удалось сдержать всхлип. — Прости и отпусти, молю!

— Нет-нет-нет! — твердил отец, раскачиваясь взад-вперёд, как в приступе.

— Арсен! Хорхор! — позвала Лайсве.

Целители, ожидавшие за дверью, ворвались в комнату. Вместе они переложили лорда Артаса на кровать и напоили успокаивающим и сонным зельями.

— Он притворяется. Давит на совесть, — покачал головой Арсен.

Лайсве закрыла лицо руками. А ведь остался ещё Гед.

Она зашла к сыну в спальню поздно вечером. Сегодня с ним занимались слуги и Хорхор. В комнате царила необычайная чистота, все игрушки расставлены на полках или убраны в сундуки, одежда — расправлена и развешена в шкафу, книги и доски для письма — в ровных стопках на столе. Сам Гед в длинной сорочке изо льна сидел на расстеленной кровати и качал босыми ногами из стороны в сторону.

— Не уезжай. Я всё убрал, переписал из книг идеально, выучил ту сложную балладу, прочитал про Гундигард, могу перемножить любые двузначные числа, какие только скажешь. Обещаю, я буду сильным и перестану бояться. Не буду мешать вам с отцом. Только не уезжай!

Он протянул к ней руки. Лайсве прижалась лбом к его лбу.

— Ты ни в чём не виноват. Никогда не думай так! Это просто жизнь.

— Но ведь… я ничего не смогу сделать, да?

— Нет! Ты сможешь многое: всегда помнить меня, то, чему я тебя учила, то, как сильно я люблю тебя. Ты моё маленькое солнышко, ты самый лучший, что бы там кто ни говорил. Моя любовь защитит тебя от всего и утолит печали, даже если тебе будет одиноко. Просто не забывай меня, никогда не забывай.

— Мама! — он вцепился ей в плечи, всхлипывая: — Мама-мама-мама!

Эту ночь и все последующие Лайсве спала в комнате сына рядом с ним.

Микаш выслал перед собой гонцов. В день его приезда всё уже было готово: вещи собраны, экипаж починен и проверен на исправность.

С утра Лайсве с мужем не виделась, слишком занятая последними делами. Она попрощалась с отцом, который старательно отворачивался и не желал разговаривать, отдала распоряжения Арсену. Он оставлялся за управляющего и душеприказчика. Несмотря на то что дружбы за ними не водилось, он не раз доказывал свою преданность, да и лучшей кандидатуры всё равно было не найти.

С Гедом проститься оказалось куда сложнее. Он плакал и не хотел отпускать её руку. Но их никто не торопил, и Лайсве сидела с ним в его комнате, пока он не задремал, истощив себя до предела.

Она поцеловала сына в лоб и отправилась на поиски Микаша. Он был в высокой круглой башне, где обитали породистые и надёжные сизари Ильзара. Лайсве поднялась по крутой винтовой лестнице на увенчанную конусной крышей террасу. Микашу держал в дрожащих руках развёрнутое письмо и бродил по нему глазами. Его лицо становилось всё мрачнее, лоб бороздили глубокие шрамы морщин, они же ютились в углах щурившихся глаз и кривящихся губ.

— Что там? — Лайсве положила ладонь ему на плечо, пытаясь ободрить.

— Это маршал Комри. Его обвинили невесть в чём! Что он демон, сводивший людей с ума колдовством, что он ел детей живьём, насиловал женщин, с мужчин сдирал кожу и купался в их крови. А ещё вероломно убил своего побратима-короля, чтобы взять опеку над его сыном, узурпировать авалорский трон и пил из народа кровь, отворачивая их от истинной веры в Единого. Гэвин во всём сознался и покаялся. Согласился взойти на костёр со свободными руками. Казнь назначена на первый день зимы.

И снова — первый день зимы. Видно и правда, со славным маршалом сожгут на погребальном костре и эпоху Сумеречников, мир отважных подвигов и захватывающих приключений.

— Хочешь всё бросить и помчаться ему на выручку? — проницательно спросила Лайсве.

— Да, очень, — сознался Микаш, задумчиво глядя в пустоту. — Но по правде, если бы он желал, то спасся бы сам. Видимо, он пошёл на сделку с Лучезарными, чтобы они позволили укрыться остальным Сумеречникам. А те, идиоты, обвинили его в предательстве. Самые рьяные устроили покушение на его сына, неудавшееся, правда. Мстят своему спасителю, словно в демонов обратились. Иногда я думаю, сколько истины в обвинениях Лучезарных? Насколько мы на самом деле близки к Мраку?