Исход

Итак, я увидела три страны и пять городов. Стокгольм и Копенгаген чем-то напомнили мне Петербург. Но всё же чувствовалось, что это чужие города, а вокруг – не Россия. Как сложно оказалось выразить эту разницу. Ведь дело не в домах и не в одежде. Но вокруг были другие запахи и другие лица. Дома так не пахнет. И лица у людей в России другие. Я бы не смогла объяснить, в чём тут разница, но глядя на незнакомого человека, я всегда могу понять: иностранец передо мной или компатриот.

В Копенгагене нас ждало приятное известие. Наша вдовствующая императрица, которая, как известно, родом из Дании, частенько проводит летние месяцы в собственном небольшом домике на побережье датской столицы. Зная о прибытии “Княгини Ольги”, она ждала нас с тем, чтобы нанести визит.

Вся наша команда очень готовилась к этому визиту. Всё было вычищено превосходным образом, на палубе даже при всём желании невозможно было бы найти соринку или пылинку. Прибывшую гостью встречали троекратным “ура!” Оказалось, что это чрезвычайно приятная маленькая женщина. У неё добрая улыбка и нежный взгляд. Наш царь, судя по его портретам, очень похож на неё. Со всей командой она поздоровалась за руку, а после – и со всеми пассажирами, пожелав нам приятного плавания. Увидев мать Филофею, императрица очень удивилась и спросила, почему с нами плывёт монахиня. И поскольку у Филофеи, как и всегда в таких случаях, язык прилип к гортани, капитан объявил, что мать Филофея в качестве его знакомой получила от него приглашение совершить небольшое путешествие. Императрицу вполне удовлетворило такое объяснение. Она прошла мимо, но Филофея так и не сводила с неё испуганно-влюблённых глаз. Перед сном же Филофея призналась, что только за возможность увидеть императрицу она будет благодарна мне до конца своих дней.

– Оленька, ведь это невозможно, чтобы вот так… матушка-государыня… Да где бы я… Нет! Ты просто не понимаешь, что сделала для меня… Бога за тебя молить до конца дней!..

Наверное, я и в самом деле не понимаю, потому что восторг её показался мне смешным, да и только. По-моему, ни одна страна и ни один город не произвели на Филофею такого сильного впечатления, как визит “матушки-государыни”. Правда, если учесть, что мать Филофея всю дорогу страдала, как никто другой, от морской болезни, то, пожалуй, встреча с императрицей заставит её забыть прошлые страдания, а новые встретить с удвоенной стойкостью.

После того, как императрица поздоровалась со всеми, капитан Дубровин показал ей “Княгиню Ольгу” и рассказал о своей экспедиции. Этого я уже не видела и не слышала. Но поскольку вдовствующая императрица ко всем очень внимательна, то могу себе представить, как она слушала Георгия Георгиевича, превосходного, ко всему прочему, рассказчика. Я знаю, что был приготовлен специальный обед. Но императрица не пожелала остаться и, улыбнувшись всем нам своей очаровательной, мягкой улыбкой, уехала. Кажется, все с облегчением вздохнули после её отъезда. Но не потому что визит был неприятным или она произвела отталкивающее впечатление. Просто уж очень велика ответственность – принимать у себя вдовствующую императрицу. Хотя после её отъезда Анна Романовна сказала своей приятельнице по-французски: “Она произвела сына, который погубит великую империю. Несчастная!”

Не знаю, так это или нет, но мне императрица очень даже понравилась. Я даже думаю, что она отказалась с нами обедать, потому что отлично всё понимала и не желала быть в тягость. В тот же вечер у нас был праздничный ужин, и всё, предназначавшееся Государыне, мы съели и выпили сами. При этом команда шутила и благодарила покинувшую нас императрицу.

После Дании мы взяли курс на Норвегию. Но ни Христиания, ни Берген, ни Трондгейм не поразили моё воображение. Несмотря на то, что близ Трондгейма нас всех заставили выпить по кружке морской воды – такова, оказывается, традиция для пересекающих впервые полярный круг. Но зато я увидела фьорды. Почему-то я так и думала, что самым ярким моим впечатлением будут фьорды. Трудно представить, что эти диковинные сооружения созданы не фантазией и руками человека. Мы плыли по извилистым и узким скалистым коридорам, после чего, наконец, оказывались в тупике, где располагалось какое-нибудь маленькое селение рыбаков. Само селение, как правило, выглядело довольно бедно. Однако встречавшие нас люди казались крепкими и здоровыми. Георгий Георгиевич рассказывал, что норвежцы – неутомимые мореходы, что лучших рыбаков на севере не сыскать и что зимой все они от мала до велика, включая всех женщин, ходят на лыжах едва ли не лучше, чем без лыж. Рядом с рыбацкими селениями мы собирали грибы, а норвежцы смотрели на нас как на сумасшедших – они совсем не едят грибов.

Чтобы выйти в море, мы вновь проходили скалистым коридором.