Исход

Штурман выслушал его и невозмутимо ответил:

– Стоило мне уйти, как у вас случилась “эвона”, вы обо всём забыли и завалились спать. Вы обещали мне торопиться. Мы все намеревались охотиться, но стоило вам потерять меня из виду, и тут же началась “эвона”…

– Ты всё! – вдруг отозвался Кротов, обращаясь к Михайлову. – “Не пойду, пока не отдохну!”… А теперь из-за тебя все виноваты.

– А чего меня слушали? – огрызнулся Михайлов. – Шли бы сами…

– Да?.. А тебя, борова, на себе волочь? Так, по-твоему?..

– Тьфу ты!.. – штурман отошёл в сторону, не желая больше слушать их перебранку. Я ждала, что он скажет своё знаменитое: “Вы – не команда, вы – ленивые мулы…” Но он больше ни слова не сказал о случившемся и вёл себя, как будто ничего не произошло. Наверное, не хотел быть окончательно изгнанным из своего рая.

Ещё два дня мы оставались на месте – нужно было отдохнуть, отъесться и отмыться, как мы и мечтали. Стирку решили не затевать, но хотя бы сами кое-как отмылись. С едой нам всемерно содействовали птицы – мы ели мясо, бульоны, яйца во всех видах. Штурман всё это время бродил с винтовкой по острову, то в одиночестве, то вместе с Раевым. На второй день они возвратились из своего похода взволнованными.

– Послушайте, это настоящее открытие, – объявил штурман, созвав нас. – До сих пор я не знал точно, где именно мы находимся… не знал, что это за остров… Но сегодня на берегу мы наткнулись на банку – такая жестянка вроде наших жестянок… Так вот. Там была почта.

Мы все замерли, как будто ждали, что в этой жестянке окажется послание с того света.

– Сначала мы подумали, что эту жестянку выбросило море, но она слишком тяжела для этого… Понимаете?.. Тогда мы предположили, что банка не случайно оказалась на берегу. И представьте: оказались правы. Внутри этой банки, – тут штурман наконец-то достал из мешка свою находку, и все мы придвинулись ближе, чтобы разглядеть её, – оказался флаг… Британский флаг!.. А ещё небольшая бутылка и в ней – записка… – он достал и развернул смятую бумажку. – Здесь написано по-английски, а в переводе значит: “Наша экспедиция высадилась на этой земле, на мысе Мэри Хармсуорт 7 августа 1897 года после того, как покинула мыс Флора. Мы намереваемся пройти на северо-запад, дабы установить наличие земли поблизости от этого мыса, а потом, если удастся, достичь островов Иогансона. Командующий экспедицией Фредерик Джексон”.

Тут штурман обвёл нас таким взглядом, словно этот Фредерик Джексон пообещал ему забрать нас с острова завтра же утром.

– Слава Тебе, Господи! – проворчал Шадрин. – Не одни мы по этим льдам шарахаемся.

Но никто не обратил на него внимания.

– Итак, – в волнении продолжал штурман, – мы на Земле Александры. А это значит, что нам следует продолжать движение на юг, чтобы затем морем пройти к острову Нортбрук. Мы выступаем завтра. И я ещё раз для всех повторяю: кто хочет остаться здесь или идти собственным путём – я никого не держу. Нужно только одно: предупредить.

Разумеется, никто не захотел оставаться на этой Земле Александры. По-моему, только попав сюда, все окончательно поняли, что отрываться от штурмана – смерти подобно. Видимо, наши беглецы воображали себе, что оказаться на суше значило бы оказаться в Петербурге. И только потом до них стало доходить, что они понятия не имеют, где находятся. Когда штурман сказал, что мы на Земле Александры, на мысе Мэри Хармсуорт, они даже притихли и как-то приуныли. Не знаю, какое впечатление на них это произвело. Вероятно, они хотели услышать, что мы в Колпино или в Гатчине.

На другой день мы вышли утром и довольно скоро оказались на южной оконечности острова.

– Это что же, и весь остров? – удивилась я.

– Разумеется, нет, – ответил штурман. – Это всего лишь мыс Мэри Хармсуорт. Но я думаю, что здесь нам стоит разделиться.

Штурман предложил спустить на воду каяки. В этом случае шестеро смогут плыть, а трое пойдут налегке. Разумеется, они пойдут очень осторожно: перевязавшись линем и ощупывая палками снег – впереди опять показался ледник. Встретимся мы у следующего мыса, который виден впереди даже без бинокля. Собственно, это предложение было указанием, потому что из-за беглецов нам пришлось бросить один каяк, так что оставалось два каяка на девятерых. В каяке, самое большее, могут плыть три человека, поэтому троим из нас пришлось идти. Так мы и разделились: штурман, я и Шадрин уселись в один каяк, во втором каяке оказались больной Макаров, Земсков и Фау. Пешком пошли Михайлов и Кротов, во главе которых штурман отправил Раева, как самого толкового. Штурман сказал, что правильнее было бы отправить пешком Шадрина с Макаровым, но поскольку Макаров был болен, а Михайлов с Кротовым не желали расставаться, места распределились именно так.