Исход

Но чтобы не отставать, чтобы не дать этим столичным снобам считать приезжих ни на что не годными провинциалами, Наталья Максимовна тоже выступила рассказчицей. И очень скоро в округе о ней пошла слава как о несчастной жертве аферистки с юга. В то самое время, как Ольга обивала порог Александровской больницы или стояла под её окнами в надежде увидеть хоть силуэт Серёженьки, Казначейская улица взахлёб обсуждала, как бы Наталье Максимовне половчее избавить сына от тенёт мошенницы и проходимки. Советы подавались разные, от «припугнуть» до «обратиться в часть». Но Наталья Максимовна считала, что всё это не то и что действовать нужно наверняка. Но что значит «наверняка», Наталья Максимовна и сама не знала, пока однажды за ужином у Запоевых, когда в очередной раз она живописала злокозненность «авантюристки», Евтихий Полиевктович сказал:

– Мне тут на днях, Наталья Максимовна, сослуживец один – делопроизводитель наш – хороший совет подал по вашей части. Не пробовала, говорит, она – вы то есть – подать прошение?

– Какое это прошение? – оживилась Наталья Максимовна.

– А такое прошение, чтобы указать в нём, что сия особа преследует сынка вашего, почему и ходатайствуете вы о выселении оной особы из столицы.

– Батюшки! – всполошилась Наталья Максимовна. – Да это я мигом!.. Голубчик вы мой… что бы я без вас делала! Куда бы печаль свою понесла!.. Вдову и сироту, сами знаете, всякий может обидеть, а вот, чтобы помочь – это не каждый… Да это я мигом!..

– Вы, Наталья Максимовна, погодите, – степенно сказал Евтихий Полиевктович, расправлявшийся с гороховым супом, – тут не такое простое дело, как может показаться. Сынок-то ваш в совершенных летах…

– Так что же?.. Слава Богу! – насторожилась Наталья Максимовна.

– А то, – пояснил Евтихий Полиевктович, – что и подписывать прошение должен он собственноручно.

Воодушевившаяся было Наталья Максимовна притихла.

– И впрямь непростое дело, – задумчиво произнесла она.

Да и было над чем задуматься. Прежде чем писать какие бы то ни было прошения, Сергею надлежало выйти из больницы, и желательно живым. Кроме того, Наталья Максимовна не могла быть уверенной в отношении того, что Сергей согласится писать или подписывать прошение. Но Наталья Максимовна решила не отступать. Тем более что изгнание Ольги из Петербурга для увлёкшейся собственным враньём Натальи Максимовны оказывалось делом чести.

В чём Наталья Максимовна была совершенно уверена, так это в том, что капля точит камень. Времени у неё было пока достаточно, и она приступила, помолясь и попросив Бога «сохранить и вразумить раба Твоего Сергея».

И вот, как только раб Божий Сергей открыл глаза, Наталья Максимовна, почти от него не отходившая за всё время болезни, замерла в ожидании подходящего момента. И такой момент вскоре настал.

– А где… где Ольга Александровна? Где Оля? – спросил Сергей, с трудом ворочавший языком.

Надо сказать, что Наталья Максимовна удивительным образом умела сочетать почти несочетаемое. Например, искренне переживая за сына и опасаясь за его здоровье, она не расставалась с мыслью о необходимости проучить Ольгу. А потому, обрадовавшись, что болезнь отступила, Наталья Максимовна тут же перешла к делу. Для начала она перекрестилась и шумно вздохнула. Врач предупредил Наталью Максимовну, что больному нужно создать условия для скорейшего выздоровления: необходимо обеспечить покой и хорошее питание. Поэтому Наталья Максимовна, от боевых намерений не отказавшаяся, действовала очень осторожно.

– Видишь ли, мой мальчик, – сказала она, гладя сына по заросшей щеке, – Оли… Ольги Александровны сейчас нет рядом. Ведь ты в больнице. А сюда пускают только самых близких. Всё время, пока ты плох, а ты и сейчас плох, но пока ты был в обмороке, только я была здесь, с тобой.

– А где Оля? – опять спросил Садовский.

– Надеюсь, дома, – вздохнула Наталья Максимовна, как бы давая понять, что Оля может быть решительно где угодно, и ничего с этим не поделаешь.

– Скажите ей, чтобы пришла завтра, – пробормотал Садовский.

– Бедный мой мальчик, – вздохнула Наталья Максимовна.

Само собой разумеется, что Ольга не появилась у изголовья больного ни на следующий день, ни спустя неделю. Более того, больница стараниями Натальи Максимовны превратилась в крепость, ожидая, что к больному Садовскому в любой момент может нагрянуть матёрая мошенница, которая рекомендуется госпожой Садовской. Вокруг Сергея вырос невидимый частокол, преодолеть который оказалось Ольге не под силу.

Первое время, когда он был ещё очень слаб, Наталья Максимовна только вздыхала на его вопросы об Ольге. Но услышав от врача, что опасность миновала и больной идёт на поправку, Наталья Максимовна решила «разговеться». «Разговение» состоялось, когда у Сергея достало наконец сил, чтобы выйти из себя. Как-то за завтраком он недовольно произнёс:

– И всё-таки я не понимаю, почему ко мне не пускают Ольгу. Я уверен…