Исход

Ольга кивнула, хотя понятия не имела, как нужно готовиться и что такое «осмотр». Потом вместе с Маней Ольга ходила обедать, и Маня, державшая её под руку, говорила, что «здесь ничего, скучно только, зато отдохнуть можно». После обеда Ольга нашла в себе силы неспеша прогуляться с Маней по коридору, где кроме них прогуливались, обнявшись, парочки женщин порой весьма странного вида. Так, на одной из-под грубого серого халата выглядывали тончайшие кружева, украшавшие сорочку. На другой Ольга заметила вместо войлочных больничных туфель модные башмаки на высокой шнуровке. У многих были подкрашены губы, и вид у всех был такой, словно прогуливались они не по больничному коридору, а по Летнему саду или Невскому проспекту, где навстречу попадаются офицеры и вообще щеголеватые молодые люди. Время от времени из палат доносились крики и даже довольно отборная ругань. Ольга пугалась, а Маня хихикала и говорила какие-то непонятные Ольге слова. А между этими разъяснениями Маня рассказывала Ольге о себе, но так, что Ольга тоже половины не понимала. Круглолицая и широконосая Маня доверительно сообщила Ольге, что у неё имеется «бланка» и что с этой «бланкой» Маня будто бы чувствует себя свободной. И что живёт она в общем неплохо и даже весело – «лучше, чем в деревне-то». Что работа всегда есть, имеются и обновки, а ещё, как поняла Ольга, есть даже сердечный друг, который «ужас, какой красивый, только шалый».

Своими непонятными рассказами и несмолкаемой трескотнёй Маня страшно утомила Ольгу. Но Ольга терпела, потому что боялась, что Маня обидится и оставит её одну, а одной оставаться Ольга не хотела. Когда же ходить стало невмоготу, она попросила Маню проводить её в палату, сославшись на усталость и на то, что бок разболелся. Маня охотно согласилась и даже положила Ольгину руку к себе на плечо, в чём не было никакой нужды. В палате Маня заботливо помогла Ольге лечь и подоткнула одеяло. А когда Ольга проснулась наутро, то обнаружила записку рядом с подушкой. Ольга развернула листок и прочитала: «Оленька, душенька, голубушка, барышня моя ненаглядная. Уж как я полюбила тебя, так бы всю и зацеловала. Уж так бы смотрела на тебя и глаз бы не отводила. А ведь сперва невзлюбила тебя. У-у, думала, гордая барышня. А потом вижу – не гордая, несчастная. И уж так тебя тут полюбила, что так бы и не отходила от тебя, так бы и расцеловала всю. Я всегда мечтала о подруге, чтобы делила со мной всё и чтобы так любить её. И вот я наконец тебя повстречала. Как бы нам хорошо вместе-то было бы, как бы мы дружить стали! Прошу тебя на коленях: коли станут тебя склонять к заведению, не соглашайся. Оставайся лучше с бланкой, тогда и дружить сможем и комнатку вместе снимем – а эдак легче обеим будет.

Никогда я тебя не забуду,
Моя милая Оля дружок.
И клянусь, вспоминать тебя буду
И твой локон, и твой сапожок.
Пройдут годы и дни, и недели
Но я, верная вечно тебе,
Не забуду, как вместе сидели,
И как ты улыбалася мне.

Целую тебя в твои пухленькие аленькие губки.

Навек любящая тебя Маня»

Ольга прочитала записку и обернулась к Мане. Но Мани на месте не было. Кроме Ольги и женщины на первой кровати, в комнате никого не было. Женщина эта почти никуда не ходила и ничего не делала, лёжа всё время на боку и кутаясь попеременно то в одеяло, то в серый халат. Ольга даже ещё не видела её лица.

Удостоверившись, что Мани в палате нет и спросить о записке не у кого, Ольга прочитала её ещё раз, но опять половины не поняла. Зачем она вообще это написала, какое «заведение», какая «бланка»? Но едва Ольга подумала, что нужно будет обязательно всё это выспросить у Мани, как дверь в палату распахнулась, и вошли Капитолина с Анной – той соседкой, что имела обыкновение расхаживать по палате, выпятив грудь.

– Ну что разлеглась, красавица! – весело сказала Капитолина Ольге. – Вставай, осмотр сегодня. Уже и врача ждут. Манька-то на лестнице дежурит.

– Зачем? – спросила Ольга, чувствовавшая, что чем дальше, тем непонятнее для неё делается обстановка.

– А ни зачем! – засмеялась Капитолина. – Чтобы первой увидеть и девочкам сказать. Сейчас все только и ждут, когда врач явится.

– Да почему все ждут? – не поняла Ольга.

– А чего ещё делать? Занятий тут нет, окромя шитья. Вон Зинаида, – и Капитолина кивнула на кутавшуюся женщину, – книжки читает, а это не все умеют. Так что и осмотр – развлечение. Опять же и нарядиться можно. А кого-то, может, и выпишут. Тоже ведь – ждут не дождутся. Я вот уже вторую неделю тут сижу, никого не вижу окромя больных. Ни тебе нарядов, ни тебе кавалеров – что за жизнь? Так для меня и врач – кавалер.