Она подмигнула Анне, и обе они рассмеялись. Но Ольга, опять ничего не понявшая, замолчала. Её охватило мрачное, тягостное чувство. «С ума, что ли, я схожу?», – подумалось ей. Она каким-то чудесным образом, против своей воли попала в новый, особенный мир. Но что это был за мир, что за люди её окружали, она не могла понять. И как половчее спросить, чтобы её не подняли на смех или, чего доброго, не приняли за настоящую сумасшедшую, Ольга не знала. Это неведение и было настолько тягостным и беспокойным, что затмевало даже мысли о происшествии в гостинице. Странные слова, странное поведение окружающих, странное письмо от Мани, странная ажитация вокруг врачебного осмотра… При этом все вокруг отлично понимают друг друга. Все, кроме Ольги. Остаётся надеяться, что этот таинственный осмотр прольёт свет на происходящее. А в таком случае стоит дождаться осмотра и только потом уже пугаться, радоваться или что-то предпринимать.
Чтобы отвлечься от мыслей об осмотре, Ольга ещё раз перечитала Манино письмо. Надо сказать, что написано письмо было весьма безграмотно, почерк у Мани оказался на редкость корявым, и было видно, что писать ей непросто. Тем более странным казался этот поступок. Ольга представила, как Маня старается, выводя свои каракули, как записывает стихи – и невольно улыбнулась такому непосредственному проявлению чувств.
Но тут в палату вбежала сама Маня и, понизив голос, вытаращив глаза, сообщила:
– Врач!
Капитолина и Анна засуетились, принялись кружить по палате как всполошившиеся куры, хватать какие-то вещи, потом бросать их и хватать другие. Зашевелилась даже первая койка.
– Вставай, вставай, Зинка!.. – бросила ей Капитолина. – Всё равно придётся…
Маня тем временем помогла подняться Ольге, разволновавшейся перед неведомым и грозным осмотром, вызывавшим среди обитательниц больницы настоящий переполох.
– Так! – раздался голос Таисии Порфирьевны, заглянувшей вдруг в палату. – Девочки… новенькая… Давайте скорее – доктор пришёл… И ты, Зинаида! Слышишь?
Ольга, поддерживаемая Маней, вышла в коридор и даже испугалась: коридор был наводнён женщинами в серых халатах. Всё это гомонящее собрание устремлялось, как поток, в одну сторону. Из открытых дверей палат выходили и выходили женщины, вливаясь в этот поток новым ручейками. Ольге, подхваченной и несомой потоком, стало отчего-то неприятно идти в толпе этих странных серых женщин и захотелось вырваться. К счастью, идти оказалось не так уж и далеко – врачебный кабинет был в конце коридора.
Наконец вместе с толпой Ольга очутилась в смотровой. Это был зал, где стены и все почти предметы также были выкрашены в белый цвет. У стен стояли стеклянные шкафчики, наполненные какими-то склянками. Ещё в комнате было три стола. Один маленький – письменный, за которым расположился доктор, коренастый лысоватый мужчина с одутловатым лицом, заросшим наполовину тёмным волосом. Второй стол был широкий и длинный, на нём помещались тазы, большие кр
– Новенькие! – вдруг раздался голос Таисии Порфирьевны, перекрывавший шум. – Так, потише, потише, ребята… Не слышно ведь… Новенькие!.. Анисьева… Волкова… Дитерихс… Ламчари… Обозова… Выйдите сюда!
Услышав свою фамилию, Ольга едва не упала от страха. Но вот из толпы вышла одна женщина… вторая… третья… Ольге ничего не оставалось, как идти к ним.
– Ты там тоже есть? – шепнула Маня.
Ольга кивнула и, высвободив свою руку из Маниной, направилась к остальным новеньким. Все пятеро сбились стайкой, испуганно косясь то на фельдшерицу, то на доктора.
– Ну, чего испугались? – весело обратилась к ним Таисия Порфирьевна. – Новеньких всегда первыми исследуют… Давай, Анисьева, проходи…
Анисьева, худющая, бледная девчонка лет пятнадцати, мелко трясясь всем телом от страха, вышла вперёд. Таисия Порфирьевна помогла ей снять халат, велела снять туфли и подвела к страшному столу.
Бедная Анисьева всхлипнула.
– Ничего, не боись – первый раз только страшно. Потом даже приятно, – подбодрил её кто-то из толпы. Раздался смех.
Таисия Порфирьевна велела Анисьевой задрать рубашку и усадила в деревянное кресло. Анисьева, покорно исполняя все указания, молча плакала, слёзы одна за другой скатывались по иссиня бледному её лицу.
– Н-да… – сказала Таисия Порфирьевна, повернувшись к врачу, – комитетский диагноз верен.
И обращаясь уже к Анисьевой, сказала:
– Ну, что, горемычная, спускайся…