Исход

– Ну, хорошо, коли немного… Рана-то у тебя неопасная – не бойсь, заживёт быстро… Вот в среду будет осмотр, так ты, думаю, вместе со всеми пойдешь… Так оно и лучше… Ну, лежи пока. Сестра тебя покормит… Имя-то своё назови – так ведь и записали безымянной, бумаги-то не нашли никакой.

Ольга назвалась и хотела спросить, что с Сергеем, но Таисия Порфирьевна, кивнув, уже направилась вместе со своими спутницами к следующей кровати.

– Как звать-то? Не разобрала… – шёпотом заговорила соседка слева.

– Ольгой, – слабо проговорила Ольга.

– А меня Маней, – обрадовалась соседка. – Ну вот, значит… знакомы будем.

Ольга не отвечала и попыталась повернуться, но бок так заныл, что пришлось остаться в прежнем положении. Что-то неприятно давило грудь, что-то стягивало и даже мешало дышать. Ольга ощупала себя и убедилась, что перехвачена широкой повязкой.

– Это что тебя – кот? Или из гостей кто? – опять зашептала Маня, сообразившая, видно, что Ольга ранена и перевязана.

Но Ольга, опять ничего не понявшая из Маниных слов, пробормотала только:

– Извините, я спать хочу…

И закрыла глаза.

Правда, спать она совершенно не хотела, но и разговаривать с Маней было отчего-то невыносимо. Сейчас больше всего Ольге хотелось вспомнить, что с ней случилось, и подумать о будущем – настоящее почему-то интересовало её меньше всего. И пока Маня говорила что-то в ответ, Ольга, закрыв глаза, уже вернулась мысленно в тот день, когда Пашка – мальчишка из хлебной лавки с Казначейской улицы – принёс ей записку от Сергея. Тот писал, что и сам бы хотел встретиться с Ольгой и обо всём поговорить, но чувствует себя ещё слабо. Поэтому просит Ольгу подождать и встретиться не сразу, а спустя несколько дней. И не дома, «куда мамаша может явиться», а где-нибудь тайно, где не будет знакомых. А для этого, пожалуй, лучше всего подойдёт гостиница. Поэтому Сергей уже звонил по телефону с новой своей квартиры, «пока мамаши не было дома» в гостиницу «Знаменская» и просил удержать в назначенный день один номер. Ольге остаётся только явиться в условленное время в «Знаменскую», где Сергей будет её дожидаться, и они смогут спокойно обсудить свои дела и решить, как быть дальше. Ольга, получив эту записку, была счастлива. После стольких дней одиночества, превратившихся в пытку, появилась надежда, что всё ещё вернётся, что Сергей любит, и что это только болезнь помогла Наталье Максимовне увезти ослабленного Серёженьку из-под Ольгиного носа к себе.

Несколько дней Ольга торжествовала, радовалась и предвкушала свидание. Но постепенно восторг исчез, Ольга начала воображать, как Сергей обманет её, в гостиницу не придёт, что вместо него туда явится Наталья Максимовна. А если Сергей придёт, то лишь затем, чтобы опять обмануть. Ольга стала рассуждать, что захоти Сергей обмануть, он не назначил бы встречу, он вообще ничего не писал бы в ответ. Но нервы её были так расстроены, что она не внимала собственным уговорам. Все доводы, как в пользу Садовского, так и против него, были всего лишь домыслами – Ольга ничего не знала наверняка. Но барахтаясь в этих домыслах, она извела себя настолько, что ко дню встречи уже не хотела никуда идти. Пересилив себя, она всё-таки пошла, захватив, сама не зная зачем, купленный недавно револьвер «бульдог».

А ведь всё вышло так славно: Серёженька целовал её, и даже – Ольга готова была в этом поклясться – у него на глазах были слёзы. Сначала он был недоволен и упрекал Ольгу какой-то жалобой. Но потом, видя, что Ольга не понимает, о чём речь, он взял её лицо двумя руками, наклонился к ней близко-близко и, глядя в глаза, сказал:

– Поклянись самой страшной клятвой, что ты не писала жалобы ни на меня, ни на Сикорского…

И Ольга, так до конца и не понимая, о чём её спрашивает Сергей, подняла удивлённо брови и прошептала:

– Клянусь тебе всем, чем хочешь…

Вот тогда-то он, пробормотав «Значит, это мамаша… Ну что ж, будет ей жалоба…», стал целовать её.

Потом, не сразу, Ольга спросила: «Ты не бросишь меня?» И он сказал: «Нет». «Значит, ты вернёшься?!.» «Пока нет… Не сразу…»

– Но почему?! – воскликнула Ольга.

– Оля, пойми… Это долго сейчас объяснять… Мамаша… Ты же знаешь её… Она вмешалась, и пока я болел, они написали какое-то прошение, чтобы тебя выселили из Петербурга.

– Меня?!. Как… Куда выселили?..

– Не знаю… Вообще – выселили. Куда-нибудь… И если я вернусь сейчас, пойми, будет только хуже… Ты же знаешь её!.. Пусть лучше всё успокоится, и, может, мне удастся… удастся отозвать эту бумагу…