Исход

Она сменила несколько домов, пока наконец не оказалась в доме вдовой статской советницы Виринеи Побратимовой, владелицы приличного состояния, воспитывавшей малолетнюю дочь. Ребёнок этот, именем Зоя, был болезненным, тихим и привязчивым как собачонка. Глядя на худенькую, задумчивую девочку с огромными глазами и прозрачной кожей, можно было подумать, что любить кого-нибудь – страстно, болезненно, самоотверженно – назначено этому ребёнку самой судьбой. Она любила всех и мучилась муками каждого. Нищие старухи, голодные дети, битые животные заставляли её страдать по-настоящему. Тихую, богомольную мать она боготворила, а когда в доме появилась гувернантка, немедленно привязалась и к ней. В самое короткое время Яздундокта Прохоровна сделалась другом и наставником для Зои, слушавшейся её во всём и доверявшей ей полностью. Когда же Зое исполнилось шестнадцать лет, умерла её мать – кроткая Виринея. И тут же родственники испугались, как бы за обожаемой матерью не последовала и сама Зоя – так велико было её горе, так тяжело переживала она свою утрату. И если бы не Яздундокта Прохоровна, кто знает, вернулась бы Зоя к жизни. Так, по крайней мере, говорили все родственники Зои, со стороны наблюдавшие, как Яздундокта ухаживает за своей воспитанницей. Они даже ездили в Крым поправить здоровье Зои. А вернувшись в Москву, вскоре снова засобирались в дорогу. На сей раз в Порхов, где, как утверждала Яздундокта, были у неё родственники. В частности, сын.

Несмотря на ум и энергию, Яздундокта Прохоровна никогда не знала, что такое достаток. Денег всё никак не хватало, а вырваться из порочного круга бедности всё никак не удавалось. Попав к Побратимовым, она чутьём угадала, что за этих людей ей стоит держаться – уж очень блаженной и неотмирной показалась ей Виринея. Но вскоре она уже твёрдо знала, что Побратимовы – единственная её надежда. Когда же умерла Виринея, а Зоя залепетала о добрых делах, у Яздундокты отпали последние сомнения.

Самое страшное, по мнению Яздундокты, что могло случиться, это несвоевременное замужество Зои. А если, не дай Бог, муженёк попадётся хват, то и пиши пропало. Немногим меньше Яздундокта боялась любого другого вмешательства. Зоя, конечно, не была слабоумной, но склонность к благотворительности и богомолью стоит ограждать от чужого влияния, иначе неизвестно, как оно может повернуться. Чёткого плана у Яздундокты не было, но в одном она не сомневалась: до тех пор, пока не придумается, как отщипнуть от побратимовского наследства, Зою следует спрятать.

* * *

Жизнь свою в Порхове они начали с богомолья, поклонившись всем местным святыням и помолившись во всех церквях. К ним заходил сын Яздундокты Прохоровны – вертлявый молодец, похожий на лакея, пытавшийся было ухаживать за Зоей, но, натолкнувшись на непробиваемое безразличие, вскоре отступивший. Яздундокта и не питала пустых надежд в отношении своего отпрыска и Зои – такой союз был просто несбыточной мечтой. Пока она только ублажала во всём свою воспитанницу, взяв на себя ведение хозяйства, а равно и хозяйственные траты. Они поселились в маленьком домике неподалёку от крепости. Домик Яздундокта назвала своим. И это была сущая правда – домик перешёл по наследству Яздундокте от умершей недавно тётки. Вторая тётка жила в Порхове на соседней улице. Домик был совсем небольшой, но уютный – бывшая хозяйка содержала и дом, и двор в чистоте. Всюду лежали половики, на мебели – вязанные салфетки. Зое, хоть и выросшей в другой обстановке, домик понравился.

Зоя, и без того далёкая от денежных дел, свыклась с мыслью, что её деньгами распоряжается Яздундокта Прохоровна. А потому, когда речь зашла о передаче капитала Зои в полное распоряжение Яздундокты, как поверенной во всех делах, бедная девушка, не задумываясь, подписала все необходимые бумаги.

Случилось это не сразу и не вдруг. Подписанию предшествовало длительное обсуждение различных путей благотворения, которым едва ли не бредила Зоя. Почти ежедневно на квартире у Зои и Яздундокты появлялся отряд местных старух во главе с Яздундоктовой тёткой. Старухи бродили по дому, трогали салфетки, а за чаем с наслаждением судачили обо всём на свете. Прослышав о склонности Зои к добрым делам, охотно перебирали все общественные язвы. Язв, по мнению старух, было не так уж и много, а собственно говоря – две. Нищета и болезни. Бедствовали, главным образом, старики, дети и девицы на выданье, не имевшие ни приданого, чтобы завлечь хоть какого-нибудь мужа, ни возможности заработать себе на жизнь. Зоя молча слушала об этих несчастных, и в огромных глазах её стояли слёзы. Видя эти слёзы, старухи пуще усердствовали, вспоминая всё новые истории, заодно и приукрашая их. И до того сами себя жалобили, что собрания эти заканчивались обычно настоящим воем.