Исход

На том и порешили. Матушка пообещала лично ходатайствовать у Государыни о снятии опеки, для чего попросила Поликсену Афанасьевну подписать несколько белых листов, на которых в дальнейшем будут составлены записки к разным высокопоставленным лицам, и «векселёк», то есть чистый вексельный бланк. Мать Филофея с удивлением отметила про себя, что Поликсена пришла едва ли не в восторг и подписание белых листов сопровождала довольным смешком.

Наконец, когда все обещания были розданы, листы подписаны, Поликсена укатила домой в Хохлы. На прощание матушка заверила её, что будет сообщать о малейших подвижках в деле и зачем-то подробно расспросила Поликсену о том, когда именно была наложена опека, и записала что-то в маленькую книжечку.

* * *

На этом походы Филофеи с кружкой прекратились. Зато в скором времени в монастырь прибыла одна очень странная особа, и матушка Елпидифора вновь призвала Филофею помощницей. Явившись к настоятельнице, Филофея узнала историю незнакомки. История заключалась в следующем.

Незнакомка, прозывавшаяся Яздундоктой Прохоровной, просила матушку принять и оставить на время при монастыре одну жалкую особу – «почти слабоумную», как выражалась просительница. Особа эта была бывшей воспитанницей Яздундокты Прохоровны, предпочитавшая оставаться при ней даже по достижении совершеннолетия. И несмотря на то, что родные слабоумной воспитанницы настаивали на её возвращении в лоно семьи, сама она имела другие влечения, первейшим из которых было творение благих дел. А чтобы творить эти самые благие дела было сподручнее, несчастная девушка желала поселиться подальше от родных, поближе к Яздундокте Прохоровне. А кроме того, передать последней приличную сумму денег, чтобы Яздундокта Прохоровна, как женщина умная и практическая, распорядилась ею, по своему усмотрению, во славу Божию и с пользой для нуждающихся. Так всё и произошло. Но в один прекрасный день слабоумная благотворительница пожелала отправиться на богомолье. Покуда она молилась, благие дела творились с размахом, и все обездоленные были «страшно довольны». Но на беду с богомолья несчастная привезла какую-то новую подругу, подбиравшуюся, по мнению Яздундокты Прохоровны, к благотворительному предприятию и к источнику, его питавшему. Подруга эта, хоть и была глухонемой, однако, стала нашёптывать несчастной разные глупости и вводить воспитанницу Яздундокты Прохоровны в соблазн указаниями на неправильное якобы творение благих дел, что, конечно же, ни на секунду не соответствовало действительности. Но соблазн на то и соблазн, чтобы морочить головы и внушать ложные мысли. Для наглядности и, очевидно, рассчитывая произвести особое впечатление, Яздундокта Прохоровна даже привела в пример атеизм, соблазняющий и совращающий «даже солидных людей». Расчёт, впрочем, сработал, и матушка Елпидифора охотно согласилась, что от атеизма следует всячески ограждать неокрепшие умы. А раз так, заключила, обрадовавшись, Яздундокта Прохоровна, то нет ничего странного или удивительного, что и слабоумную воспитанницу она решила оградить от вольнодумной подруги. Правда, воспитанница ни в какую не хочет с ней расставаться, и сама эта подруга «прилипла как банный лист – прямо не знаем, как отодрать».

Сначала, пока Яздундокта Прохоровна жаловалась на свою перезревшую воспитанницу и её глухонемую подругу-вольтерьянку, мать Филофея ничего не понимала и недоумевала: при чём здесь матушка Елпидифора и как обитель-то сможет помочь этой странной женщине. Однако, взглянув на матушку, Филофея удивилась ещё больше: настоятельница слушала Яздундокту с таким неподдельным интересом и вниманием, как будто всю свою жизнь только и делала, что отваживала неудобных подруг от слабоумных девиц. Интерес этот разъяснился, когда матушка Елпидифора сказала кротко:

– Помочь тут немудрёно, только вот…

А Яздундокта, словно того и ждала, подхватила:

– Расходы, матушка, мы возьмём на себя…

Тут Филофея сообразила, что матушка с Яздундоктой уже давно друг друга поняли, а все разговоры велись для того, чтобы соблюсти приличия.

– …Только вот боюсь, велики расходы-то окажутся. Как ни крути, а задача непростая… – опять каким-то чужим голосом проговорила матушка Елпидифора.

– Задача, матушка, проще некуда, – отозвалась Яздунтокта, махнув при этом рукой. – Только и нужно: приедут они – поселить их в монастыре. А уж после развести, чтоб не стакнулись больше… Вот…

Она расстегнула саквояж, с которым приехала, и достала оттуда бумажный свёрток.

– Здесь, матушка, пятьдесят тысяч, – сказала она решительно. – На первое время, так мыслю, хватит…

Мать Филофея ахнула и закрыла рот ладошками, а матушка Елпидифора только бросила на неё взгляд, полный неудовольствия.

– Хватит, – сказала она Яздундокте, – и протянула руку за свёртком.

Свёрток исчез где-то в складках рясы, а матушка уже своим голосом ответила:

– Пусть едут.

С этого времени началось в монастыре ожидание, а вскоре действительно телега привезла двух молодых женщин, по виду не крестьянок.

* * *