Исход

Прошло совсем немного времени, когда Бык, сонно жевавший жвачку в лошадином стойле, вздрогнул и удивлённо открыл глаза от короткого девичьего крика, раздавшегося где-то рядом. Да, это был крик боли, но в нём было столько счастья, что музыка этого звука отозвалась во множестве миров. А где-то в их центре посреди океана, треснула и со страшным грохотом обрушилась одна из башен Колдовского замка!

Глава 29. Подлинное искупление

Сухость во рту и в горле были нестерпимыми. Если бы ему удалось поймать губами хотя бы один из мелких листочков, что усеяли опутывавшие его ветки, это было бы хоть какое-то облегчение. А может быть, и нет. Когда во рту нет слюны, врядли возможно проглотить даже тщательно разжёванный берёзовый лист.

Барбарус с тоской вспомнил о том восхитительном соке, которым поила его Берёзка. Этот волшебный нектар заменял им еду и питьё. Тогда больше ничего ни есть, ни пить ему не хотелось. Видимо чудесный напиток обладал какими-то особыми свойствами. Но сейчас его источник был недоступен, и Барбарус уже второй день изнывал от голода и жажды. Кроме того, ему казалось, что дерево тянет соки из него самого. Нет, он был уверен в этом!

Дело в том, что древесные чертоги… сжимались. Покинутое дриадой дерево, видимо засыхало, и потому стремительно теряло жизненные соки. Похоже, оно сейчас воспринимало пленённого капитана, как часть себя, и он терял необходимую для жизни влагу вместе с ним. Почему при этом древесные чертоги становились меньше, оставалось только гадать. Он ведь не знал, как они вообще устроены, и каким чудом внутри дерева, бывшего не толще его собственного торса, помещается множество комнат, коридоров и та самая ванна, в которой искусники-муравьи чудесным образом излечили его раны.

Барбарус не мог даже голову наклонить, чтобы посмотреть вниз на собственные ноги, но он чувствовал, что они вросли в дерево по колени. Так он, наверное, врастёт в дерево весь, но к тому времени врядли будет жив – умрёт от обезвоживания.

В этом проглядывалось горькое «удобство» – его труп будет заключён в особенный берёзовый гроб, который, правда, стоит вертикально. Вот будет потеха, если кто-нибудь срубит его на дрова!

Капитан одёрнул себя. Прочь такие мысли! Нельзя поддаваться панике, пока существует, хоть какая-то надежда. Пусть он не может выбраться самостоятельно, но ведь Берёзка должна вернуться! Или Фоллиана найдёт его…

Обморок. Конечно, он был в обмороке, потому что до того не было мучительной боли в голове и во всём теле. Капитан Барбарус разлепил склеившиеся веки. Оказывается за то время, которое он провёл в отключке, древесные покои совсем сжались и сдавили его. Эдак они его скоро раздавят! Медленно…

А сколько собственно прошло времени? Впрочем, какая разница?.. Надо думать не о времени, как о таковом, а о том, чтобы достойно принять свою погибель. Хм-м, опять же таки, какая разница, достойно он её примет или нет? Здесь всё равно некому оценить его мужество, кроме муравьёв. Но их он тоже не видит. Ушли, наверное. Что им делать в доме без хозяйки?

Нет! Он будет мужественным перед самим собой и не поддастся малодушной панике, даже перед лицом мучительной смерти!

Между прочим, он это заслужил. Хорошее наказание за предательство. Клятва верности супруге перед алтарём, это такая же клятва, какая приносится Богу или сюзерену. Какая разница, какую из клятв преступил тот, кто торжественно обещал хранить верность? Богоотступник, либо презренный трус, покинувший поле брани без команды к отступлению или прелюбодей, не сумевший устоять перед смазливым личиком и женскими прелестями юной красотки? Перед этой сказочно-белой светящейся кожей, перед водопадом неземных зелёных волос, перед нежностью её рук…

Ага… Капитан Барбарус вздохнул. Он ещё раз убедился, что ничего не смог бы с собой поделать. Никакие клятвы не могут остановить силу любви. Даже ничуть не остывшая любовь к Фоллиане не стала препятствием для возникновения любви к Берёзке. Он любил их обеих!

Случись с ним такое в цивилизованном месте, он, наверное, нашёл бы выход. Многие ведь так жили. У купцов, возивших товары по одному и тому же пути, сплошь и рядом было по две семьи, живущие на разных концах дороги. Иногда случалось и больше, но таких было мало, а вот по две заводил едва ли не каждый, кто успевал накопить капиталец. А, что? Куда бы такой купец ни ехал, он всегда направлялся домой. Это ли не жизнь, о которой мечтает нормальный мужчина? И почему это нельзя любить обе семьи одинаково? Показательно то, что такие семьи, чаще всего знали о существовании друг друга, и даже посылали с папой подарки далёким братикам и сестричкам, но крайне редко при этом встречались, а случалось, что вовсе не видели друг друга всю жизнь.

Древесные тиски сжали так, что Барбарус не удержался от стона и проклятия. Нет, такая жизнь для него закрыта. Придётся умереть с осознанием бесчестия, которое не получится искупить. А как, собственно, искупить-то его?