Исход

– Такие отношения противоречили моей натуре, и сначала меня это сильно беспокоило, но со временем мы стали проникаться друг к другу чувствами, и я не могла представить… не хотела думать о том, чтобы отказаться от одного из них. Они не подталкивали меня к выбору. Всех все устраивало. На самом деле мы были счастливы, пока они…

На глаза наворачиваются слезы, и я снова оказываюсь в том гараже, переживая один из самых мучительных моментов в своей жизни. Тобиас руками обхватывает мой подбородок.

– Пока они – что?

– Пока они не назвали меня шлюхой иносказательным и очень мерзким способом. Ты когда-нибудь слышал песню «Cecilia» группы Simon and Garfunkel?

Тобиас качает головой.

– Она про распутную девушку, и текст просто унизительный. Вот так они и закончили со мной отношения. Включили эту песню, когда я приехала в гараж, и публично унизили в попытке передать тебе, что они со мной просто играли. Поэтому они уничтожили меня, зная, что это сработает. И сработало. Я поняла намек, даже если ты не узнал о случившемся. Не думаю, что я когда-нибудь испытывала такую боль.

– Je suis désolé.

– По-английски, Тобиас.

– Мне жаль.

Хочется ему верить. Его выражение лица и поза говорят о том, что он искренен, но я не могу.

Он должен понимать, что я не могу ему верить.

Прикусываю губу и мгновение размышляю, о том, чтобы признаться во всем остальном.

Тобиас подносит мой указательный палец к губам и целует его, показывая, что моя тайна останется между нами. Я знаю, что будет безопаснее заткнуться, но все равно продолжаю.

– Оглядываясь сейчас назад, я знаю, что на некоторые сексуальные эксперименты меня сподвигла битва с той тихоней, которой была до приезда сюда. Ты прав. Я избегала риска. Редко искушала судьбу. Очертила границы дозволенного. Когда отец признался, что пытался меня полюбить, я решила, что рана нанесена глубже, чем могу ее залечить. Я не утверждаю, что умышленно стремилась себя саботировать, но, черт возьми… это не остановило меня от импульсивных поступков. Я не буду винить в этом отца или мою новообретенную свободу. Я влюбилась в них. В обоих. И лучшее во всем этом – Шон и Доминик не давали мне просить за это прощения. Они не давали мне себя принижать. Я не жалею о прошлом. Никогда не стану жалеть. И не стыжусь. Что касается любви, ты знаешь их. Это же самые близкие тебе люди, верно?

– Oui[20].

– Так как же я могла их не любить?

Мы смотрим друг на друга, и Тобиас еле заметно кивает. Не собираясь искать или пытаться идентифицировать любую другую реакцию, я выключаю лампу и кладу голову на подушку, отвернувшись от него. Лежа рядом со мной, Тобиас заговаривает:

– Я больше никогда не стану спрашивать тебя об этом.

На этот раз за его родным языком прячусь я.

– Es-tu jaloux[21]?

– Non[22].

Я абстрагируюсь от неприятной и нежеланной обиды, которую наносит его ответ.

– Я была честной с тобой.

Тобиас притягивает меня к себе и кладет голову на мою подушку, согревая мое ухо своим теплым дыханием.

– Я тоже. Je ne veux pas n’être qu’une phase pour toi[23].

– На английском, Тобиас. Пожалуйста.

Тишина.

Спустя пару секунд он засыпает.

На следующее утро я просыпаюсь и вижу свой телефон лежащим на соседней подушке. Я снимаю блокировку, и когда экран загорается, понимаю, что моя электронная почта была проверена, самое последнее письмо от отца уже прочитано.

Это приглашение – приглашение принять наследство. Завтра.

Тобиас прочел это. А значит, нашей сделке конец, как только высохнут чернила.

Как только деньги в целости и сохранности переведут на мой новый банковский счет, у нас больше не останется совместных дел. Я стану свободной, а у Тобиаса развяжутся руки, чтобы заняться Романом.

Глава 15

Стоя посреди спальни, я быстро принимаю решение собрать самые необходимые вещи для поездки в Шарлотт и снять номер в отеле, чтобы морально подготовиться. Не хочу чувствовать его запах на своих простынях и видеть капли крови на подушке, размышляя о чувствах, которые почти возникли от нашего интимного разговора.

Самое верное решение – пренебречь тем, что случилось вчера ночью. Мне показалось, что в наших отношениях «страсть и ненависть» наметился явный прогресс. Но я должна отвергнуть мысль, что за ночными признаниями двух врагов, объявивших временное перемирие, есть нечто большее.

Но что, если он был искренен в каждом слове, поцелуе, прикосновении? У Тобиаса нет абсолютно никаких причин вести себя так двулично. У него нет причин делать признания, задавать вопросы, прикасаться ко мне. Смотреть на меня так, как он смотрел.

«Он играет тобой. Подпиши документы, отработай последнюю смену, сними деньги и возвращайся в Джорджию».

Велика вероятность того, что, подписав документы, я больше никогда не увижу Тобиаса.

Ну и слава богу.

Верно?

У меня нет возможностей связаться с ним или найти. Как и с мужчинами до него. Когда наша договоренность подойдет к концу, я снова буду отвергнута.