Исход

Он погиб, чтобы защитить меня. Погиб, потому что любил меня. Но будь он проклят за то, что не знал, как трудно мне будет пытаться с этим жить. Его жертва часто вынуждала меня чувствовать себя недостойной такой любви. Но я его любила. Всем естеством. За то, каким он был, и за дар, который мне передал своей самоотверженной жертвой.

Если бы только я доверяла ему и верила в его любовь, сейчас он бы тут не находился.

Из всех ошибок, что я совершила за свои двадцать шесть лет, единственная, с которой не могу примириться, – факт, что я боялась своего защитника в ту ночь, когда его потеряла. Если бы…

При виде его могилы та ночь становится более реальной, а наш разговор и его последние слова – дороже. Он уверенно шел навстречу смерти. Его единственная просьба заключалась в том, чтобы провести со мной дождливый день. День, за который я бы отдала все на свете.

– Хотела бы я, чтобы ты забрал меня с собой, – полным боли голосом выдавливаю я. – Но в каком-то смысле ты забрал с собой всех нас.

В голове мелькает воспоминание, как мы впервые встретились взглядами.

– Ты наводил на меня ужас. – Я шмыгаю носом, глаза слезятся от зарождающейся боли. – Каким же ты был мудаком.

Когда я познакомилась с Домиником, он отгородился своими целями, Братством. И все же мне посчастливилось обнаружить в его броне незаметную брешь, потому что он мне позволил.

«Уже доверился».

Его слова с нашего последнего свидания. Я до сих пор отчетливо их слышу.

Прижав руку ко лбу, я стараюсь не расклеиться:

– Ты ушел прежде, чем мне представился шанс рассказать тебе о будущем, которое я придумала для тебя. Возможно, для нас это грезы, но они были прекрасны. Это не столько план, сколько место. Место, полное музыки и смеха, книг и долгих поцелуев, бесконечных дождливых дней. Место, где тебе больше бы не пришлось прятать свою улыбку.

Если бы…

Зажав рот ладонью, я смотрю на надгробный камень, и с губ срывается всхлип.

– Теперь я молюсь, Дом. Часто. За твою душу. Порой молюсь с эгоистичными помыслами, для того, чтобы увидеть твое лицо в своих снах. Ты никогда не разрешаешь увидеть тебя полностью. Изредка и издалека твой профиль, но этого мало. – Я задыхаюсь от этих слов. – Но я продолжаю попытки. Продолжаю за тобой гнаться. – Я убеждена, что не видела его полностью, потому что не озвучивала вслух то, о чем так отчаянно хочу попросить. И – самое сложное – я знаю, что ответ зависит от меня.

– Пожалуйста, позволь тебя увидеть. – Я задыхаюсь, издавая душераздирающий крик. Я вытираю слезы и опускаюсь на колени, прижав их к мерзлой земле, в которой под камнем теперь навеки лежит Доминик. Правда, которую я бы всей душой желала изменить.

Такого я даже не представляла. Я уже знала, что от одного взгляда на его надгробие все станет реальным. Я с трудом вернулась к некоему подобию здравомыслия, не имея ни грамма доказательств того, что произошло той ночью. Наконец, они у меня появляются, но это ни капли не утешает. Только причиняет невыносимую боль. Ту, которая никогда меня не покинет. Мне так и не довелось оплакать его должным образом. Не так, как я того заслуживала, будучи той, кого он любил и которая любила его, потому что все пошло наперекосяк еще до его смерти. Но я благодарна за те минуты, что мы провели вместе, даже если они были драгоценными и немногочисленными.

Я перевожу взгляд на соседнюю с Домиником могилу и обращаюсь к женщине, которая присоединилась к нему всего несколько месяцев спустя и теперь покоится рядом.

Глотаю ком в горле, вспоминая страх в ее глазах той ночью, когда мы познакомились. Боялась ли она, когда умирала?

– Скажи, Дельфина, ты нашла черный ход? Твой племянник открыл его для тебя?

Поднимается ветер, и я дрожу в куртке, впервые за долгое время размышляя о своей смертности. Я увидела смерть воочию до того, как покинула Трипл-Фоллс. Теперь я ничего не боюсь и намерена воплотить в жизнь тысячи своих грез.

Мой взгляд скользит по скоплению надгробных плит.

Здесь покоится вся семья Тобиаса, и если я чего-то и боюсь, так это мысли о его смертности. Что однажды он займет место рядом со своей семьей.

Я снова смотрю на могилу Доминика, и меня охватывает очередная волна горя. Я подавляю ее, не собираясь поддаваться. Я не могу впадать в скорбь, иначе не выживу.

Еще рано.

– Repose en paix, mon amour, je reviendrai[41].

Глава 28

На пути к дому я поправляю зеркало заднего вида, и в памяти всплывают мучительные воспоминания о дне, когда я спасалась отсюда бегством.

Выстрелы, запах крови моего поверженного возлюбленного и ощущение ее на моих руках.

Адреналин сошел на нет примерно через час, оставив боль в конечности, уступив опустошению. Это были самые страшные часы в моей жизни.

«Ты уедешь. И никогда не вернешься».

Я покинула зону боевых действий, не зная, живы ли любимые мужчины, не ранены ли они, не винят ли меня и будут ли ненавидеть до конца жизни, если выживут. Но те проклятые приказы вынудили меня чувствовать себя ядом, причиной, что все пошло не по плану.