Исход

На Сораха покосился один из эльфов, и маг ответил ему улыбкой сквозь зубы. Подумав, по всей видимости, что тот не шутил когда говорил, что валиться с ног от усталости, светлый повернул голову обратно на дорогу. Что рассматривать этого грязного хуманса, ведь наша чародейка спокойна, и это значит, что он не творит никакой волшбы!

Это было как раз то, что нужно Сораху.

Эльфы казались рассредоточенными и, похоже, не обратили внимания на то, как он сжал зубы, как скрипнула эмаль, как хрустнули хрящи челюсти, как побледнело лицо, списывая это на усталость мага. Чары Деформации давались с огромным трудом…

Интересно было бы, конечно, посмотреть на их Короля и выяснить, что его Величество хочет от простого смертного, но не плохо бы и подготовиться к такой встрече, чтобы всегда иметь возможность уйти, если тебе не понравится прием.

Если судить по тому, как настроены эти семеро – прием обещал быть горячим. И кто знал, часть ли он того плана, что задумали в своей башне Великие? Сорах не мог ни за что ручаться, но теперь заклинания Деформации и Исчезновения грозно висели в пространстве одного из Торсионных полей.

Главный, далеко ушедший вперед – его спину Сорах с трудом различал среди зарослей крыжовника совершенно причудливым образом выросшим среди свисавших с деревьев лиан – вдруг остановился и поднял вверх руку, показывая отряду ладонь. Все эльфы, включая чародейку, при виде этого жеста главного замерли, как вкопанные, а Сорах не успевший вовремя остановиться влетел в спину одного из лучников, который прошипел несколько слов – наверняка не лестных – на языке лесных жителей в ответ. Одно из его слов Сораху удалось разобрать. Светлый не самым лучшим образом вспоминал весь его род. Да остальные, пожалуй, были ничуть не лучше.

Главный что-то сказал отряду, но так тихо, что Сорах опять не разобрал слов. Он хотел было наложить заклятье, чтобы обострить слух, но уже в следующий миг главный, как тогда на поляне, закрыл глаза и начал вдыхать полной грудью. Определенно, он являлся каким-то жрецом, а то, что совершалось сейчас – было своего рода обрядом. Лук на плече главного не мог ввести мага в заблуждение.

Сорах был прекрасно осведомлен о том, что искусство стрельбы из лука возводиться у эльфов – будь то хоть темная, хоть светлая их половина – в культ. И мальчики и девочки с самых ранних лет практиковались в стрельбе и метании копий. Воинская доблесть была для эльфов чем-то священным, сродни ненависти к людям, сродни той войне, что каждый светлый эльф объявлял всей хумансовой расе и сродни чрезмерной гордыни темных эльфов.

Закончив свой обряд, главный, имя которого Сорах так и не узнал, поклонился лесу. Сорах с удивлением заметил, как завился, будто руки живого существа, плющ вокруг деревьев. В унисон начали чирикать воробьи, послышалась песнь соловья, уханье филина, откуда-то вдруг каркнула ворона. Эти звуки подхватили и шорох белки на ветках дерева, и шипение змеи в траве, они тут же разбавились плесканьем воды ручья. Звуки смешались в одну единственную и неповторимую мелодию леса.

Сорах заметил, как презрение на лице светлого эльфа, адресованное в его сторону, сменилось восхищением священным лесом и гордостью. Казалось, Местальэ говорил с лесными жителями. Плющ продолжал виться, и через мгновение Сорах увидел, как за силуэтом главного расстелилась, уходя вперед, дорога, петляющая меж зелеными зарослями, от которых исходило приятное свечение.

– Тебе выпала честь вступить в самое сердце священного леса, хуманс, того, что вы называете Местальэ, коверкая его истинное имя, – сказал главный. – Король ждет тебя.

* * *

– Тунда! – гном услышал над своим ухом шепот Кирква и тут же открыл глаза, вскочив на ноги.

– Что стряслось? – Тунда удивленно огляделся по сторонам.

Глаза во мраке различили, как просыпаются остальные гномы его отряда. Повозка стояла на месте. Кирква остановил лошадей и, более того, сам стоял внутри повозки, самовольно покинув свой пост.

Тунда нахмурился. Такого в походе, где каждый отвечал не только за себя, но и за жизни тех, кто рядом, допускать было нельзя. Должно было случиться что-то из ряда вон выходящее, чтобы Кирква поступил так. А для Тунды оправданием могло служить разве что вдруг вылезшее из-под земли стадо минотавров, перегородившее дорогу.

– Ты мне ответишь за свои шуточки! Что стряслось, я спрашиваю? – заорал он.

Кирква указал на дорогу со словами:

– Иди и посмотри, что стряслось.

Тунда, извергая из себя самые страшные ругательства, которые знал, подошел к краю повозки и выглянул наружу. Следом за ним двинулись остальные трое гномов. Лишь Кирква остался стоять на месте, проводив их взглядом.

Гном, продолжая крыть Киркву на чем свет стоит, высунул голову из повозки, и в следующий миг ругательства резко прекратились. Тунда присвистнул.