Исход Никпетожа

Дело в том, что за последние дни ко мне повадился брат Виктора, — Володька Шахов, (Он фамилию так на совсем и переменил, да мне кажется, что в Союзе нет никому дела до того: бывший он князь или нет). Я уже записывал описание его наружности, но дело не в ней, а в сущности этого самого Володьки. По его словам, общение со мной понадобилось ему потому, что я ближе всех стоял к Виктору. Это-то вздор, потому что к Виктору никто никогда близко не стоял. Я этому Володьке (кажется, сдуру) дал прочитать предсмертное письмо Виктора ко мне, и теперь у меня есть подозрение, что Володька уверен в моей слабохарактерности. В этом письме ведь написано, что я круглый масляный шар, который пройдет во все ворота, а это можно понять по разному. Так или иначе, но Володька стал меня охаживать. словно девчонку. И я никак не мог понять его цели. Говорил он разные такие вещи, о которых у нас и думать то забыли, и я решил, что это за границей только помнят. Прежде всего, началось о Христе, и как я к нему отношусь. Я ответил, что к Христу могу относиться только как вполне сознательный и зравомыслящий человек, а именно никакого Христа никогда не было, а был лунный миф, это по-Немоевскому, а новейшая теория Морозова, которая даже еще не опубликована, а только в газетах было, это, что Христос был, но жил он на четыре века позже, чем сказано в разных евангелиях, и был из аристократического рода. Но мне-то кажется, был он или не был, это все равно, от этого положение не меняется, важно то, что он проповедывал. Со всем этим, надо заметить, Володька согласился и говорит, что ему тоже не важно, был или не был Христос, но вот учение Христа, по словам Володьки, важно и к нему следует прислушаться. Я тогда спросил Володьку, не к живой ли церкви он принадлежит, и рассказал ему, что я видел в гостях у своего папаньки, еще когда папанька был жив, одного благочинного из живой церкви, и этот благочинный хлестал водку, как свинья, а когда напился, то стал уверять всех, что он еврейский бог Иегова. Так что с тех пор у меня нет никакого доверия ни к живой, ни к мертвой церкви. Но Володька Шахов ответил, что ни к какой церкви он не принадлежит, а что ему важно только познать сущность учения Христа, чтобы от этой сущности оттолкнуться. На это я опять возразил, что мы, материалисты, уже отталкиваемся от учения Маркса и Ленина, и что больше нам никаких трамплинов не нужно. Но Володька согласился и с этим, что меня заинтересовало. To-есть, он не вполне согласился, он только сказал, что учение материалистов только оттеняет сущность гуманитарных теорий, среди которых первое место занимает даже не христианство, а любовь к ближнему. Я спросил, как расшифровать эту любовь, и думал, что он тут выведет какую-нибудь кисло-сладкую моральку насчет добра и зла. Но Володька начал развивать следующие положения. Во-первых, по его словам, в результате войны и революции, произошло всеобщее погрубение, и эта грубость дошла до того, что жить стало чрезвычайно тяжело. Мне это показалось верным. С другой стороны, по Володькиным словам, пройдет известный, может, даже довольно большой срок до того времени, когда будет построен социализм и настанут иные взаимоотношения, а пока они не настали, нужно пытаться наладить хорошие человеческие взаимоотношения между людьми путем взаимного общения всех тех, кто с этим согласен и кто этому сочувствует. По его словам, выходило так, что как только образуются по всему Союзу такие пятки одинаково мыслящих (только в области человеческих отношений и что их нужно сделать действительно человеческими),— то настанет совершенно иная атмосфера между людьми, а главное — социализм будет построить гораздо легче. Я этим заинтересовался. Тогда Шахов признался мне, что такия пятки уже налажены, и что он хочет втянуть в один из пятков — меня. Когда я его спросил, что это такое, то он мне раз’яснил, что такие пятки называются «Кружками Вольных Братьев» и что правительство против них ничего не имеет, потому что Вольные Братья не мешают, а помогают строить социализм. Я тогда спросил его прямо, почему об этих самых братьях ничего неизвестно в комсомоле. Но он ответил, что комсомол страшно подозрительно относится ко всем, кто строит параллельные организации для влияния на молодежь, и что поэтому решено первое время в комсомол ничего не сообщать и тоже, будто бы, по соглашению с правительством. Мне это показалось подозрительным, потому что с какой стати правительство будет что-нибудь скрывать от комсомола, но тем не менее я сделал вид, что со всем соглашаюсь, и просил меня познакомить с таким кружком. Вот тут-то и началось самое занятное.