Исход. Первый пояс

— Но стоит тебе заикнуться о подобном и я сообщу, что жетон на самом деле мой.

Коридор заканчивался, его стены разошлись, теперь он больше становился похож на зал, чей потолок подпирали колонны. Я видел, что впереди нет не то, что дверей, а даже части стены. Деревянный пол поместья оканчивался, и за ним сразу начиналась земля, заросли кустов и деревьев. За ними виднелась вершина беседки. Выходит, что главное здание Раут построено точно так же, как и Школа, в виде квадрата с открытым Небу пространством посередине. Здесь же, на выходе вдоль стен свисали цветные полотнища, перед ними рядами стояли постаменты с лежащими на них свитками, оружием, доспехами.

Старикашка слуга заметил мой интерес и остановился:

— Уважаемый, перед вами сокровищница семьи Раут. Это рецепты, техники, которые передаются из поколения в поколение, памятное оружие, что служило предыдущим главам семьи, уникальные вещи, за которые на аукционах цены бы взлетали до небес.

— Достойно. — Я не сказал, как это нагло — водить каждого гостя мимо богатств семьи. И оставлять их без охраны почти под открытым небом. Вместо этого похвалил: — Я рад, что вы настолько чтите память предков.

Старикашка заулыбался и двинулся дальше. Я же задержался, озираясь и уточнил у Равоя:

— А сколько говоришь у Раут Воинов в найме?

Губы Равоя дёрнулись, ответил он мне не сразу, но пусть сухо и отрывисто, всё же сообщил:

— Четыре десятка.

Равой, не дождавшись больше от меня вопросов, отвернулся, двинувшись дальше. Я ещё раз окинул взглядом постаменты со свитками. Достоин ли, по мнению Раут, рецепт мамы лежать здесь? Сомневаюсь. Зато для другой моей вещи это отличное место.

Плевать на тех слабаков, что прячутся вокруг. Но глава Раут и старейшина семьи — совсем другое дело. А ведь я действительно собираюсь стребовать с них и за рецепт, и разгром дома, и за мастерскую старика Стратира. И сходиться в честном бою с восьмой и девятой звездой у меня нет больше желания. И так едва зажили шея и лицо. Надеяться на то, что Равой выступит на моей стороне? Скорее всего так и будет, но вот хватит ли ему силы? Я видел его до дна и сомневаюсь в этом. Как и не хочу полагаться на скорость Воинов Ордена, которым ещё нужно будет пробивать ворота. Зато у меня всегда есть уже проверенный помощник, против которого тем, кто не владеет тайнами Ордена будет тяжело выстоять. Особенно если помощник ударит в спину.

Моя рука коснулась кисета, а затем нырнула за полотнище, опуская за его завесой на пол Флаг. Спустя миг я уже отступил. Вовремя. Старикашка как раз спохватился, что гостей за его спиной стало мало:

— Уважаемый попечитель?

Я поглядел на старикашку слугу, затем на чёрное полотнище, сквозь которое прорывались едва заметные клочья тёмного дыма и сделал ещё шаг, скрывая происходящее преградой своего тела. Чувствуя уверенность, что достаточно окажется звука моего голоса, чтобы призрак покинул своё вместилище. Шагом переместился вперёд, заставляя старикашку перевести взгляд и отвернуться от моего тайника. Спросил, указывая на постамент перед собой:

— Что это?

Смущённый старикашка сначала бросил взгляд на сад, затем снова на меня:

— Это цинь.

Но то, что начиналось как отвлечение внимания, на самом деле меня заинтересовало:

— Недавно мне посоветовали заняться музыкой. Как звучит эта штука?

Я дёрнул одну струну, вызвав долгий глухой звук у инструмента и возмущённый крик:

— Господин!

Старикашка не знал техник передвижения, но рядом со мной оказался в один миг, решительно втираясь между мной и постаментом со штукой, названной им цинем. Впрочем, уже через мгновение он спохватился, склонился перед нами:

— Прошу простить меня, уважаемые гости. Этот инструмент был куплен ещё дедом нынешнего главы семьи. Цинь склеен из драконьего дерева и катальпы. Струны шёлковые. Он обладает богатым звучанием, но главная его ценность в том, что изготовлен он во Втором поясе.

Я обратил внимание, как скользнули пальцы старикашки по струнам и шагнул в сторону, к стене, возле которой стояла скамья. Повёл рукой:

— Прошу, окажи гостям семьи честь и сыграй мне.

Старикашка на миг замер, но ни солгать, ни возразить не решился. Лишь снова на миг скосил глаза на сад. Бережно подхватил с подставки вытянутое тело циня, в два шага оказался возле меня. Сев, устроил на коленях инструмент, поддёрнул рукава халата. Пальцы его скользнули вдоль струн, заставив тихо застонать, дёрнули, сменив этот низкий звук высоким и яростным, снова скользнули по струнам, смиряя их дрожание. У старикашки выходило гораздо лучше, чем у рыночных музыкантов. И вряд ли дело было только в качестве инструмента.

Я замер, вслушиваясь, коснувшись духовной силой жетона Стража и вызвав вокруг себя лес. Сейчас не было ни поместья Раут, ни старикашки. Только скала, на которой я стоял. Только деревья вокруг и ветер, который шептал мне мелодию стонущих струн.

Но наслаждение не длилось долго, красоту мира разрушил голос старикашки:

— Уважаемый попечитель доволен?

— Вполне. Что ты играл?

— Ночной плач ворона.