Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма

Не отдавая себе отчета, чем это может кончиться, я бросился к махновцу, вырвал из его рук раму с портретом и побежал куда глаза глядят. Тот успел только меня спросить: «А тебе-то что? Кто это?» А я сдуру тоже успел ответить, что это мой отец. Для него это было так неожиданно, что он только посмотрел мне вслед. Я, запыхавшись, прибежал со своей ношей в школу. Там тетка Наташа меня и задержала, так как я хотел опять идти в усадьбу. И хорошо сделала.

Не прошло и получаса, как в школу пришел председатель местного ревкома Петр Салагаев и сказал, что махновцы спохватились и меня ищут, чтобы воздать должное «ахфицерскому сынку». Он предложил мне немедленно уходить из деревни, поскольку не ручается за мою жизнь. Дело шло к вечеру, уже темнело, и идти куда-либо, да еще в моем городском «господском» костюме, значило напороться на неприятности на первых же шагах. Тетка посоветовалась с учительницей, и меня спустили в подполье школы, люк в которое находился под кроватью учительницы.

Так нежданно-негаданно я оказался упрятанным на все время махновской «оккупации» Бурлюка, а она продолжалась еще двое суток. Приходили они меня искать и в школу, но обыска не произвели. Подполье было просторное, под все здание школы и в рост человека. Мне спустили матрас, подушку, и я коротал часы почти в полной темноте. Периодически люк открывался и тетка передавала мне еду.

В конце вторых суток моего заключения я услышал над собой, но не в комнате учительницы, а в соседней комнате учителя-татарина, усиленное хождение, звон шпор и телефонные звонки. Можно себе представить, как я обрадовался, услышав четкие слова доклада одного явно красного начальника другому: «Нами занята деревня Бурлюк и прилежащие хутора, части Махно отошли на север, одиночные махновские тачанки вылавливаем и задерживаем, только что арестованы две махновки, ехавшие из Севастополя…» Только тогда я по-настоящему почувствовал, как рисковал жизнью. Да и смерть была бы не простая, перед тем как застрелить, надо мной еще вдосталь поиздевались бы.

Я стал стучать в люк, и меня выпустили на поверхность. Был вечер, во дворе школы и в усадьбе горели костры, вокруг которых сидели, греясь и стараясь вздремнуть, солдаты. Дом в усадьбе был снова набит людьми, а в школе помещалось начальство. Это были части 51-й стрелковой дивизии Блюхера, шедшей из Севастополя к Перекопу по следам махновцев, вытесняя их из Крыма. Оказалось, что и от красных можно было иногда получать избавление.

Большинство солдат дивизии были сибиряки. Тетка Наташа, долгое время работавшая со своим братом С. В. Резниченко в переселенческих управлениях Сибири, попыталась расспрашивать солдат, откуда они, как думают жить. Но разговора не вышло — ее костюм и грассирующая речь, по-видимому, производили слишком «господское» впечатление и не располагали новых хозяев жизни к откровениям с бывшими…

Е. Ковалев {362} Из Польши на Украину с 3-й русской армией генерала Врангеля {363}

37 лет тому назад, летом 1920 года, в Польше находилось значительное количество офицеров, казаков и солдат, попавших в Красную армию после Новороссийской катастрофы и перешедших затем к полякам или попавших к ним в плен во время советского наступления на Варшаву.

Переходили одиночным порядком, группами и даже целыми частями. Еще до начала отступления советских армий, в составе польской армии на фронте действовали: отряд генерала Балаховича, при котором позже был сформирован Донской полк полковника Духопельникова с 2-орудийной батареей (полковник Бабкин), бригада есаула Сальникова (Донской полк с батареей, перешедший из Конной армии Буденного), бригада есаула Яковлева^{364} (донцы, терцы, волчанцы с батареей) и в составе украинской армии — Донской полк есаула Фролова^{365} с батареей, развернутый из дивизиона 42-го Донского казачьего полка, отказавшегося интернироваться с армией генерала Бредова.

Затем началось формирование в городе Калише 3-й Русской Армии генерала Врангеля (командующий армией генерал Пермикин) в составе: 1-й стрелковой дивизии генерала Бабошко^{366}, 2-й стрелковой дивизии генерала Палена^{367} (из кадров Северо-Западной армии) и сводной казачьей дивизии генерала Трусова^{368} (Донской, Оренбургский и Уральский полки, Кубанский дивизион и Донская батарея).

Незадолго до заключения перемирия поляками недоформированные, слабо или совсем невооруженные части 3-й Русской Армии были спешно вывезены на Украину, где совместно с украинской армией должны были самостоятельно продолжать борьбу, с целью облегчить положение в Крыму. За исключением отряда генерала Балаховича туда же были направлены и казачьи части, находившиеся до этого в составе польской армии, где они должны были войти в состав Сводной Казачьей дивизии.