Исключение из правил (СИ)

— Нахожу, — смущенно засопел гризли. Поднял морду к небу, где висела почти полная убывающая луна, частично скрытая облаками. — Гряду облачную над лесом видишь? Дождемся ее и начнем.

— Не хочешь, чтобы я видел твое лицо?

— Да. Мне не нужны неприятности.

— Ты биг-босс? — почесал его за ухом я, улыбаясь своим мыслям.

Угораздило же меня нарваться в глухом лесу на того, кто, судя по манере разговора и ходу мысли, был из тех, с кем мой дед в гольф играл два раза в неделю. Серьезный бизнесмен или политик.

— Это так заметно?

Гризли зашевелился, меняя положение, оперся спиной о сосну и усадил меня к себе на пузо, обнимая лапами так, что я в нем утонул. Дышать стало трудновато. Ну и хрен с ним. Зато тепло и уютно. Я пригрелся и заклевал носом, но он меня встряхнул:

— Вкусняшка-засыпашка, на вопрос ответь!

— Да ни на кого ты не похож, — соврал я. Скажу правду, у него ко мне вопросы появятся, а я парень, как выяснилось, очень непростой. Оно мне надо — титулами светить? Пусть думает, что я среднестатистический американец, видевший элиту только по телевизору. — Сочиняю я. Для поднятия самооценки. Переспать с президентом Америки вовсе не то же самое, что с байкером.

Медведь хохотал долго, громко и совсем по-человечески, а потом лизнул меня в щеку и сказал ласково, щекоча шерстью всего меня:

— Не переспать, а отдаться. Я, конечно, не президент Америки, но… тоже молодец, так что за свою самооценку можешь не переживать.

— Надеюсь, у тебя большой опыт в сексе с анальными девственниками, молодец, — хмыкнул я, запоминая каждый оттенок и интонацию в его ответе намертво.

Ну, а что? Надо же мне учиться быть властным, добродушным, снисходительным и… восхищенным. Да. Именно восхищенным. Так я и буду разговаривать со своей будущей женой, размечтался я-пес, пользуясь тем, что волк в очередной раз унюхал голубых пони с розовыми феечками на носу и отвлекся. Королева красоты, оборотень с безупречной родословной…

— О ком ты сейчас подумал?

Невнятная угроза в рыке гризли мигом вернула меня с небес на землю и заставила хмуриться. Это что за нафиг сейчас был?

— Какая разница? Ты сказал: секс ради секса, так что не стоит задавать дурацкие вопросы, нарушая свои же правила.

Он рыкнул и обернулся человеком за миг до того, как костер погас, а луну затянули облака, так что я успел увидеть его лицо — ясноглазое, светлобородое, широкоскулое скандинавское великолепие, нависшее надо мной с нечитаемым выражением.

— Никакой разницы, — сказал он и жестоко укусил меня в стык плеча и шеи. — Но за то, что в моих руках ты думал о ком-то другом, я все равно тебя накажу.

— Какой злой мишка мне достался, — предательски ласково запутался пальцами в его длинных, частично заплетенных в небрежную косу волосах я. Дождался окончания одуряющего поцелуя и резко скрутил волосы в кулаке, заставляя откидывать голову назад и подставлять мне горло, в которое и впился вампирским засосом, даром, что оборотень. — Кто кого накажет — большой вопрос!

— Не дразни меня, вкусняшка-забияшка, — зарычал он, вырываясь.

Схватил меня за руки, прижал одной своей две моих над головой к земле и жестко повел бедрами, вдавливая в землю. Суровый такой. Могучий. Злой даже… И тут мне стало смешно. Как он меня назвал?

— Забияшка? — повторил я и расхохотался в голос. — Мишаня, да ты романтик!

— Волчонок, — замер надо мной каменной статуей оборотень. — Ты что, специально нарываешься?

— Это нервное, — запредельно серьезным голосом сказал я, провоцируя его на нежность.

Мне казалось, что вся его суровость и злость — напускное, под которым он прячет того, с кем я-человек смог бы заняться не только сексом, но даже любовью, а сразу две моих сущности в экстазе — это, наверное…

— Все будет хорошо, — отмер оборотень, отпуская мои руки, и словно обернулся кем-то еще: стальные мышцы обрели мягкость, температура тела ощутимо поднялась, а дыхание замедлилось. — Обними меня. Давай. Ласкай так, как ласкал того, о ком думал.

— Тогда нам придется кое-что изменить, — слукавил я, роняя его на спину. Ему пофигу, а мне холодно. — Закинь руки за голову!

Мишаня послушался беспрекословно, открывая себя моим губам и рукам, почти невидимый в темноте, но мне этого «почти» хватило с лихвой: мощные бицепсы, широкие плечи и узкую талию не увидеть было невозможно. И не облизать тоже. И не поцеловать. Оборотень честно держал руки за головой, но когда я сполз губами с его покрытой мягкими короткими волосками груди вниз, к пупку, а потом и к паху, терзая его очень приличный по размерам член пальцами, он не выдержал: вздернул меня к себе за волосы, перекатился, вдавил в землю и зацеловал насмерть.