Исключительные

Он ушел. Сейчас он был куда более крупным, чем когда Жюль видела его в последний раз. Работа строителем, исландское солнце, кружка скира за кружкой, отсутствие секса, привычка иногда играть в азартные игры и бреннивин, известный как «Черная смерть», коктейль из водки и шотов: все это способствовало его превращению в молодого крепкого эмигранта под новым именем, которое сегодня упомянули вскользь, — Джон.

Пока он отсутствовал, остальные Вулфы сели ближе, и Гудрун воспользовалась шансом отойти за сигаретами.

— Послушай, — сказал Гил, выпив пива и внимательно посмотрев на Жюль. — Ситуация очень и очень щекотливая. Ты же это понимаешь?

— Да, — сказала она шепотом.

— Мы можем тебе полностью довериться? — спросил он. Они все внимательно смотрели на нее.

— Да, — сказала она, — конечно, можете.

— Очень хорошо, — сказал Гил. — Дело в том, что мы не хотели, чтобы Эш кому-то рассказывала. То есть вообще никому. Ни тебе. Ни Итану. Последствия могли оказаться настолько ужасными, что даже думать не хочется. Но Эш настаивала, чтобы рассказать хоть кому-то, иначе у нее бы случился нервный срыв. Может показаться, что мы устраиваем мелодраму на пустом месте…

— Ничего я не устраиваю, пап, — вмешалась Эш, и отец повернулся к ней.

— Хорошо, не мелодраму. Но мы все знаем, что ты очень впечатлительная натура, и учитываем это, — казалось, он изо всех сил старался держать себя в руках. Затем он снова обратил свой суровый отцовский взор на Жюль.

— Когда осенью она отправится в Йельский университет, она должна быть в состоянии сосредоточиться, — сказал Гил. — Это все не должно выводить ее из равновесия. Никого из нас не должно. Надо вести себя как ни в чем не бывало. Будто все по-прежнему.

Жюль представила, как возвращается в Хеквилл, и мама невинно ее спрашивает:

— Ну как, захватывающее получилось путешествие, как вы и надеялись? Расскажи о самом интересном.

Лоис бы даже не подозревала, что Жюль оказалась втянута в такую историю, и она не узнает, насколько пугающим, ирреальным и неуправляемым казалось ей происходящее. Жюль мечтала о том, что сможет рассказать все Итану. Он бы увидел общую картину и направил мысли в нужном направлении.

— У меня есть для тебя моральная головоломка, — сказала бы она ему.

— Вперед, — ответил бы он.

И Жюль бы начала:

— Есть одна чудесная, очаровательная семья…

— Честно говоря, Жюль, — сказала Бетси Вулф, — в идеале никто, кроме нашей семьи, не должен знать, что мы связались с Гудменом и пытаемся сделать все, чтобы он смог жить по-нормальному. Мы знаем, он невиновен в тех возмутительных вещах, в которых его обвиняет эта проблемная девушка, и когда придет время, мы поможем ему вернуться домой. Мы поговорим с прокуратурой и сделаем все, что нужно. Гудмен возместит убытки за свой побег до даты заседания. Но время еще не пришло. Не хочу оскорблять тебя словами, которые люди порой говорят: «Для нас ты как член семьи». Однажды слышала, как Селеста Педди сказала так бедной перуанке — или это была индианка, — женщине, которая приходила раз в неделю и в специальной комнате гладила одежду. Только семья является семьей — такая вот несправедливость. У тебя своя семья. Я пару раз говорила с твоей матерью и один раз встретила ее в аэропорту, но она показалась мне очень приятным человеком. Ты — не член нашей семьи, хотя было бы здорово, если бы ты им была. Я не твоя мать, а Гил не твой отец, и мы не можем заставить тебя делать то, что мы хотим. Я думаю, что Эш манипулировала нами, когда заставила нас позвать тебя в эту поездку…

— Неправда, — подхватила Эш.

— Ладно, как-нибудь сходим к психологу и обсудим это, — с улыбкой сказала Бетси дочери. — Я уверена, существуют психологи для матерей с дочерьми. Мы платили другим врачам, так почему не заплатить такому? Но дело в том, Жюль, что Эш любит тебя. Ты ее лучшая подруга, ближе у нее никогда не было, и я думаю, она не станет спорить, если я скажу, что ты ей нужна. — Голос Бетси опять задрожал, и Эш, наклонившись через стол, обняла ее.

Они были очень похожи: красивая седая мать и лучезарная дочь, которая однажды станет такой же, как мать, то есть останется привлекательной и красивой, но утратит юность и покров невинности.

Сидяшая рядом группа курящих и выпивающих студентов бросала взгляды на американцев с их публично проявляемыми эмоциями, но тем вечером никто даже не пытался держать себя в руках.

— Я так сильно люблю тебя, мама, — сказала Эш растроганно.

— И я люблю тебя, дорогая.

Затем Гудмен вернулся, а следом и Гудрун, которая немедленно открыла свою пачку сигарет, вытащила одну и закурила. Здесь, в Исландии, она была шикарна. У нее была отличная стрижка, и Жюль на секунду задумалась о бедности в доме Гудрун и Фалькора, которую описывал Гудмен. Но затем она вспомнила, что в течение нескольких месяцев сюда постоянно приходили деньги. Вероятно, условия жизни стали лучше. Гудрун была похожа на модно одетую художницу или дизайнера: они с Фалькором только что купили новый ткацкий станок.

— Что такое? — спросил Гудмен. — Только отлить вышел — а тут уже черте что.