Много лет спустя подростка из провинциального Коннектикута обвинят в двух жестоких изнасилованиях, и он сбежит в Швейцарию в поисках беспечной жизни, которую будут обеспечивать его богатые родители. Но этот мальчик был хищником, в чьи лапы попала не одна жертва, и его дело не могло так просто забыться, арест считался бы триумфом. Случай Гудмена, изначально менее сенсационный, оказался куда менее приоритетным, нежели другие дела. Гудмен, нервно звонивший из-за границы, испугался на мгновение, что его родители и сестра тоже забыли о нем, что они решили двигаться дальше. Он сказал несколько неуверенных слов матери, но Бетси разрыдалась в трубку и принялась умолять сказать, где он.
— Я не могу. Вдруг телефон прослушивается? — сказал он.
— Не прослушивается, — ответила Бетси Вулф. — Просто скажи мне. Ты мой ребенок, и мне нужно знать, где ты. Это пытка для меня.
Он сказал матери, где он, и затем, действуя по-родительски решительно, но не говоря никому ни слова, даже Эш, родители отправили ему денег в Исландию через хитрые банковские схемы. Он был их сыном, и они точно знали, что он невиновен, и поэтому они сделали то, что нужно было сделать. После того, как деньги без проблем дошли, они напряженно ждали, и наконец решили, что справедливо сделать вывод, что об их сыне забыли, так что, возможно, даже получится навестить его. Пришло время сказать Эш, решили они.
— Однажды я пришла после школы домой, — рассказывала Эш в кафе, — и родители позвали меня в гостиную. Они выглядели очень странно. Я думала, они скажут, что Гудмена нашли, и он мертв. Я просто не смогла бы вынести этого. Но затем они сообщили, что он в порядке, живет в Исландии, они отправляют ему деньги с марта, и мы наконец встретимся с ним. Я чуть не умерла. Мы все начали плакать и обнимать друг друга. Я думала, что разорвусь, храня эту тайну от тебя, Жюль. Но мои родители сказали: «Не говори никому!» Прямо как мафия. И я не могла ничего сказать Итану. В смысле, что я рассказываю ему все, с тех пор как мы вместе. Я говорю с ним об очень личных вещах, ты знаешь.
— Ты и Итан, — сказал Гудмен. — Я все еще не могу поверить. Мама написала мне. Черт возьми, Эш, ты не могла найти кого получше? Он мутант, не обижайся. Мне нравится этот парень, но я бы никогда не сделал на него ставку.
— Никому не интересно твое мнение о моей личной жизни, — улыбаясь, но все еще сквозь слезы произнесла Эш.
Затем она повернулась к Жюль и сказала:
— Но я, конечно, не могла рассказать Итану, потому что кто знает, что он подумает. Или сделает.
— Что? — сказала Жюль, — Он до сих пор не знает?
— Нет.
— Ты шутишь? Он твой парень, и вы очень близки, — она пристально смотрела на Эш.
— Я знаю, но не могу рассказать ему. Отец убьет меня.
— Это точно, — сказал Гил Вулф, и все вежливо, неловко засмеялись.
— У Итана совершенно неконтролируемые взгляды на жизнь, — сказала Эш. — Представления о том, что этично, а что нет. Его личный кодекс. Ты когда-нибудь видела его мультик, где президенту Фигляндии объявляют импичмент, а вице-президент — кажется, его звали Штурм — становится президентом и издает указ о его помиловании? И во время подписания указа Штурм превращается в лису? А еще Итан настаивал на том, чтобы пропускать занятия ради работы на кампанию Джимми Картера. Или заботиться о старике Мо Темплтоне, когда мог получить невероятную стажировку на «Луни Тьюнс». И помнишь, когда ему позарез надо было поддерживать связь с Кэти, хотя Дик Пэдди сказал, что мы не должны общаться с ней? Узнай Итан об этом, он мог решить, что должен заявить в полицию, из уважения к Кэти. Доложить о нас. Превратить нас в шайку преступников.
— Когда на самом деле, — сказал Гудмен, — я ничего не сделал Кэти Киплинджер. Она все переврала.
— Мы знаем, — сказала его мама.
Жюль сказала Эш:
— Значит, ты и правда не собираешься рассказывать Итану? Человеку, которого любишь?
Для нее это было поразительно, она не могла этого понять. В последнее время Эш столько рассказывала, как много они с Итаном говорят друг другу, например, каково жить, имея вагину, действительно ли существует коллективное бессознательное, как феминистское общество может выглядеть в реальности, существует ли на самом деле эмпатия и так далее.
— Нет. Только тебе. Ты единственный человек, которому я могу доверять.
Возможно, это значило то же самое, что Кэти Киплинджер сказала Жюль: ты слабая.
— Но ведь рано или поздно придется рассказать? — спросила Жюль.
Эш не ответила, поэтому заговорил ее отец.
— Нет, она не расскажет, — строго сказал он. — Как раз об этом я и говорил.
Момент был настолько напряженным, что Жюль не знала, куда смотреть и что говорить. Гудмен встал из-за стола и сказал:
— Подходящий момент, чтобы отлить.