– Да, у него всё есть, кроме того, что ему надо, – сказала бабушка словно с укоризной. Она не прибавила ни слова, но мы отлично видели, что она недовольна нами.
До обеда бабушка сидела с матушкой, а за обедом она говорила с нами как ни в чем не бывало. После обеда, увидев нас у окна возле клетки, она подошла к нам и стала любоваться на чижа.
– Бедненькая пташка, – сказала она, – думала ли ты несколько дней тому назад, когда летала на свободе, что кончишь жизнь в такой неволе? А детки твои, кормит ли их отец или они все уже померли от голода? А как они ждали тебя, как высовывали свои головки из гнездышка, как разевали большие рты и кричали, кричали! Как им было голодно и как холодно ночью! А вот вы во сколько раз больше птички, а что бы вы стали делать, если бы кто-нибудь отнял у вас маму?
Бабушка ушла. Мы молчали. Птичка уже не казалась нам такой забавной… Через полчаса отпертая клетка стояла на открытом окне. Чиж, попрыгивая, приблизился к отпертой дверке и, как бы почуяв свободу, встрепенулся всем телом, огляделся во все стороны, сделал два-три прыжка за порог и, как бы не веря своему счастью, остановился, опять оглянулся и, прыгая, вышел на откос подоконника, сел, зачиликал громко, радостно, вспорхнул и, продолжая чиликать, улетел.
– Пусть Господь Бог тебя порадует так же, милая девочка, – сказала бабушка, видевшая всю сцену. Она подошла к сестре и крепко поцеловала ее в голову и в лоб.
Сама бабушка считала своей обязанностью откупать на волю птиц. В праздник Благовещения она не только откупала полные клетки птиц, но, когда у нее не было денег, она употребляла всё свое красноречие, чтоб убедить продавца в беззаконности его торговли. Некоторые отвечали ей грубостью, а иные, подумав, отворяли клетки и, глядя, как маленькие пташки толкали и теснили друг друга у дверки, говорили:
– Эк их, словно люди, – от радости ума лишились.
Изречения Слова Божия о супружеской жизни
Материна молитва со дна моря вынимает
(истинное происшествие)
Из журнала «Воскресный день»
Лет восемь тому назад я жил в Москве, на одной из ее далеких окраин, расположенных на берегу реки.
Был один из первых дней апреля, когда, по обыкновению, река Москва, тихая и немноговодная во всё остальное время года, в этом месяце с шумом и ревом высоко поднимает свои быстрые воды в гранитных берегах в центре столицы и широко разливается в низких местах города, сокрушая и унося всё, что попадется на пути…
День склонился к вечеру, и так как на следующее утро было воскресенье, первое по Пасхе, то во всех церквах уже раздавался первый троекратный звон ко всенощной.
Покойная мать моя, с детства приучившая нас к посещению храма Божия, и в этот раз, уходя куда-то из дому, просила меня не ходить на реку (куда я собирался с товарищами «смотреть воду»), а, как и всегда, советовала лучше отправиться в церковь и отстоять Божественную службу.
Я дал ей слово исполнить ее желание, и мы расстались.
Всегда послушный и исполнительный во всех советах моей матери, на этот раз, оставшись один и сойдясь опять с товарищами, я скоро забыл данное ей обещание и отправился на реку.
Река бушевала во всей своей силе…
Разлив ее был один из тех, какие весьма редко случаются в Москве, и старожилы толковали, что не запомнят такой воды с пятидесятых годов.
По обоим берегам реки стояли бесчисленные толпы народа и глядели на быстро бегущие воды, изредка проносившие или одинокую, оторванную где-либо лодку, или запоздавшие куски льда.
Множество смельчаков, несмотря на глубину реки и быстроту течения, на худо сколоченных из разного старья плотиках плавало между берегом и барками.