Шутить так было нетрудно — в ответ на чисто умозрительный вопрос. А вот сейчас?
Умирать не хотелось, но, коль придется, он надеялся, что это произойдет быстро, без мучений. И если уж умирать, то как можно достойнее. В конце концов, по крайней мере на его долю выпало больше времени, чем было у Малькольма[49]
или у Мартина Лютера.Впрочем, черт побери, его пока еще не прикончили!
Гарриет жалобно заскулила. Луи не сомневался, что она даже не сознает, откуда исходит этот высокий, сверлящий уши звук. Он схватил женщину за руки и заставил ее смотреть ему в глаза.
— Гарриет, вы в норме?
Она покачала головой, обливаясь слезами.
— Гарриет, смотрите на меня.
Через плечо ассистентки ему был виден коридор. Он отвел глаза от медсестры, вглядываясь в тени, в намек на постороннее движение. Так прошло минут пять. Может, и все пятнадцать — он не смог бы сказать точно.
— Доктор Уорд, — прошептала Гарриет, — я не хочу умирать.
— Гарриет! — Он крепко сжал ее руки. — Просто не сводите глаз с меня. Слышите?
Она кивнула, справилась со спазмом, сжимавшим горло. Карие глаза, расширенные от страха, сосредоточились на нем, и в них светилось доверие. Он крепко удерживал в ней эту веру, даже когда краем глаза увидел силуэт, появившийся в дверях. И вскинутую руку с пистолетом. И полоску плотно сжатых от ненависти губ, когда черты лица убийцы стали уже ясно видны.
И тут нога доктора словно взорвалась болью. И весь мир сузился до пульсирующей в бедре точки, а мускулы огнем горели, нестерпимо. Потом обмякла Гарриет. Он вдохнул запах гардении от ее кожи и ощутил медный привкус крови.
Шаги.
Ближе.
Еще ближе.
Луи притворился мертвым. А может, лишь хотел, чтобы так оно и было на самом деле.
Он затаил дыхание, желая умереть. Досчитал до трехсот. Потом приоткрыл один глаз. Убийца исчез.
Уорд посмотрел на Гарриет. Дырочка от пули, аккуратная, будто обычная кнопка, оказалась в самом центре лба. По всей стене веером разлетелись брызги крови.
Луи повернул голову, его вырвало.
Потом он нашел в себе силы подняться на руках и, рыча от боли, разрывавшей ногу на части, так, на руках, потащил себя искать укрытие. А в ушах пульсировали слова доктора Кинга:
Судя по очагу боли и ритму выброса крови, пуля повредила бедренную артерию и, вероятно, раздробила кость. Он понимал, что, быть может, и сумеет куда-то заползти, укрыться, но истечет кровью, если не примет мер сразу. Луи скрипнул зубами и пополз. Сантиметр за сантиметром. Пока не достал рукой до аптечки.
Внутри были стерильные трубки для присоединения полой иглы к отсасывающему насосу. Он зубами разорвал пакет и попытался обернуть бедро чистой резиной. Это было все равно, что завязывать бантик на рождественском подарке одной рукой: как бы он ни старался, туго не получится. Еще и боль такая, какой он за всю жизнь ни разу не испытывал…
Поле зрения у него начало сужаться, как рамка в конце старых немых фильмов, постепенно превращающаяся в крошечную черную точку. Последней мыслью стала та, что он жил действительно в безумном мире, где аборта приходится ожидать дольше, чем разрешения на покупку пистолета.
Иззи пробиралась по коридору с ощущением, что попала в параллельную вселенную, где царят хаос, вражда и горести. Путь убийцы был отмечен уродливыми следами: разбитыми стеклами, пятнами крови, пустыми гильзами. Инстинкт самосохранения кричал о том, что нужно развернуться и бежать подальше отсюда, но этого сделать она не могла. К кладовой медикаментов ее влек отнюдь не врожденный героизм, а боязнь узнать, что она вовсе не та женщина, какой всегда себя считала.
Дверь в операционную была распахнута настежь, ряды стеклянных ящичков с бинтами и марлей открылись взору сразу. Увидела Иззи и два неподвижных тела.
Она опустилась на колени, перевернула медсестру на спину, пощупала пульс и не обнаружила его. Потом кинулась к врачу, который лежал без сознания, но, раненный в ногу, он все же застонал от боли. Кто-то наложил на бедро непрочный жгут из пластиковых трубочек, отметила Иззи. Возможно, это и спасло ему жизнь.
— Вы меня слышите? — спросила она, стараясь закрепить трубки потуже и прикидывая, сумеет ли оттащить его в безопасное место. И тут услышала щелчок курка. Обернулась и застыла на месте.
Убийца стоял у нее за спиной, в дверях. По возрасту старше ее — лет, наверное, сорока с чем-то. Русые волосы аккуратно разделены пробором. Даже в такую жару он был одет в кожаную куртку с клетчатой шерстяной подкладкой. Выглядел он… заурядно. Такого можно пропустить без очереди в супермаркете, потому что у него товара-то всего ничего. Такой может сесть с тобой рядом в автобусе, поздоровается и больше не заговорит до конца поездки. Такой, кого по-настоящему никто и не замечает.
Пока он, серый и незаметный, не ворвется в клинику с пистолетом в руке.