Искра надежды

Уж лучше так. Паркер ничего не узнает. Ему не придется оставаться с ней из-за ложного чувства долга или благородства. Как только у него появится время и возможность все обдумать, как только он встретит кого-то из своего круга, он сразу же поймет, что она оказала ему неоценимую услугу, уйдя от него. У ребенка, который жил одним днем, едва сводя концы с концами, не остается сил мечтать о будущем.

Иззи вышла из маленькой палаты и остановилась у стола медсестры.

— А как так получилось, что в этой комнате всего один ребенок? — поинтересовалась она.

Медсестра взглянула на нее как на сумасшедшую.

— Они все в палатах, со своими мамочками.

Иззи почувствовала себя идиоткой. Конечно же, в палатах.

По сию минуту, уже сидя за рулем, она думала о маме Левона. Быть может, ей необходимо было как следует выспаться? Или она заболела? Или же он болен?

Иззи боялась услышать ответ, о котором догадалась бы любая женщина, именно поэтому она и не стала расспрашивать медсестру родильного отделения. Если ей требовалось подтверждение того, что она делает правильный выбор, — она его получила.

Навигатор на ее телефоне показывал, что осталось ехать чуть больше трех километров и пора свернуть направо. Иззи включила поворот, внимательно следуя указаниям навигатора, потому что совершенно не знала дорог в Джексоне. Знала точно только одно: даже несмотря на появление в палате для малышей, все будет хорошо. Если только сейчас не застрянет в пробке, то приедет в Центр задолго до часа, назначенного ей для первого визита к врачу перед абортом.

В Атланте приходилось подниматься слишком рано, чтобы успеть в Миссисипи к восьми утра, однако Луи предпочитал все же спать в собственной постели, а не в гостиничном номере. Он столько дней в месяц проводил в самолетах, перелетая из Коннектикута в Алабаму, из Техаса в Миссисипи и другие места, где постоянно закрывались абортарии, что готов был землю перевернуть, чтобы натянуть на себя свое одеяло и уложить голову на свою подушку.

Четыре раза в месяц он прилетал в Миссисипи, чтобы выполнять свою работу, как и трое его коллег, по очереди прилетавших из Чикаго и Вашингтона. Луи знал, что работать в южных штатах гинекологом по абортам намного опаснее, чем на Восточном побережье. Самая большая разница между Севером и Югом заключается не в погоде, не в еде и даже не в характерах людей, а в религии. На Юге религия была такой же составляющей воздуха, как углекислый газ. Здесь следовало придерживаться правила давать женщинам право выбора не вопреки их вере, а в силу таковой.

Луи ценил постоянство во всем и везде, где бы ни находился. Он знал стюардов и стюардесс по имени и всегда сидел на своем любимом месте — 6В. Когда собирал дома вещи, он пил черный кофе, съедал шоколадный батончик «Кайнд» и йогурт, а время в самолете проводил за чтением медицинских журналов.

Сегодня он читал об исследовании, проведенном группой ученых из Северо-Западного университета, которым удалось зафиксировать вспышку в то самое мгновение, когда сперматозоид оплодотворяет яйцеклетку. В этот момент поток кальция высвобождает из яйцеклетки цинк, который взрывается, связываясь с маленькими флуоресцентными молекулами. Эту-то вспышку и зафиксировали камеры микроскопов.

Раньше подобное явление уже отмечалось у мышей, но у людей это наблюдалось впервые. И самое важное в этом наблюдении — что в момент оплодотворения одни яйцеклетки светились ярче других, а именно те, что потом становились здоровыми эмбрионами. А ведь до сих пор было непонятно, почему 50 % яйцеклеток, оплодотворенных в пробирке, оказывались нежизнеспособными, и часто все сводилось к клиническим гаданиям на кофейной гуще, какая яйцеклетка выглядит более здоровой. Вот в чем громадное значение опубликованных результатов исследования. Теперь понятно, что «подсаживать» следует те яйцеклетки, которые в момент оплодотворения светились ярче.

— «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет»[60], — непроизвольно пробормотал себе под нос Луи и изумленно покачал головой: эти бесконечно малые частички цинка определяют, станет ли яйцеклетка совершенно новым генетическим организмом. Наука не переставала удивлять его — так же, как и его вера, — но он определенно верил, что обе могут мирно сосуществовать рядом.

Когда еще Луи учился в ординатуре, он повидал немало неизлечимо больных пациентов, которые подтверждали уже известные свидетельства: умирающие часто рассказывали о туннеле с теплым светом в конце. А значит — и это совершенно логично! — что и начало жизни, и смерть знаменует вспышка света.

Луи настолько погрузился в размышления над статьей, что толчок при посадке самолета испугал его. Он собрал свои журналы и стал дожидаться, когда погаснет надпись на табло «пристегнуть ремни». Путешествовал он налегке, предпочитая хранить в кабинете Ваниты сменную одежду на всякий случай.