Искра жизни

— Ложись! — крикнул Левинский. Несмотря на угрозы Хандке, он провел эту ночь в двадцать втором бараке. Тут все-таки было безопасней: накануне в Рабочем лагере спецгруппа Штайнбреннера, Бройера и Нимана отловила четверых политических, чьи фамилии начинались на «И» и «К», и увела в крематорий. Счастье еще, что эти бюрократы отбирали своих жертв по алфавиту. Левинский не стал ждать, пока они дойдут до буквы «Л».

— Ползите по-пластунски! — кричал он. — Они будут стрелять!

— Бегите! Или так и будете торчать в мышеловке!

На улице сквозь вой и грохот уже застрекотали первые очереди.

— Ну? Слышите? Лечь! Распластаться! Пулеметы хуже бомб!

Однако Левинский ошибся. После третьего сильного взрыва пулеметы умолкли. Часовые поспешили покинуть вышки. Левинский подполз к двери.

— Теперь уже не страшно! — прокричал он Бергеру прямо в ухо. — Эсэсовцы смылись.

— Может, лучше не выходить?

— Да нет. Барак нас не защитит. Еще завалит, или сгорим заживо.

— Бежим! — закричал Майерхоф. — Если разбомбило ограду, мы сможем уйти!

— Заткнись, идиот! В твоей арестантской пижаме тебя сразу поставят к стенке.

— Выходите!

Тесной гурьбой они вышли из барака.

— Держаться всем вместе! — скомандовал Левинский. Потом схватил Майерхофа за лацканы куртки и притянул к себе. — А тебе, если начнешь дурить, я своими руками шею сверну, понял? Идиот несчастный, или ты думаешь, мы имеем право как раз теперь так рисковать? — Он его хорошенько встряхнул. — Ты понял меня или нет? Или сразу свернуть тебе шею?

— Оставь его, — сказал Бергер. — Ничего он не сделает. Сил у него нет, да и я послежу.

Они лежали недалеко от барака, откуда сквозь клубящийся туман еще видны были его темные стены. Со стороны казалось, будто барак дымится и вот-вот вспыхнет. Они лежали, вжавшись в землю, затылками ощущая гигантские тиски нечеловеческого грохота и всем телом ожидая очередного взрыва.

Взрыва не последовало. Только зенитки бесновались по-прежнему. Вскоре и со стороны города бомб тоже не стало слышно. Зато тем отчетливее начали доноситься сквозь шум щелчки одиночных винтовочных выстрелов.

— А стреляют-то у нас, в лагере, — сказал Зульцбахер.

— Это СС. — Лебенталь поднял голову. — Может, в казармы угодило, и Вебера с Нойбауэром прихлопнуло…

— Ишь, чего захотел, — хмыкнул Розен. — Так не бывает. Да и не могут они в такой туман прицельно бомбить. Небось только парочку бараков порушили, и все.

— А где Левинский? — спросил Лебенталь.

Бергер огляделся по сторонам.

— Не знаю. Минуту назад здесь был. Ты не знаешь, Майерхоф?

— Нет. И знать не хочу.

— Может, пошел разведать, что к чему?

Они снова прислушались. Тревога их росла. Вдали снова послышались одиночные выстрелы.

— Может, побег? — предположил Бухер. — А эсэсовцы теперь отлавливают.

— Не дай Бог.

Каждый знал: в случае побега весь лагерь построят на плацу и прикажут стоять, покуда беглецов, живыми или мертвыми, не доставят обратно. Это неизбежно повлекло бы за собой еще несколько десятков смертей и самую дотошную проверку всех бараков. Вот почему Левинский так наорал на Майерхофа.

— С какой стати сейчас-то бежать? — заметил Агасфер.

— А почему нет? — взвился Майерхоф. — Каждый день…

— Успокойся, — оборвал его Бергер. — Ты у нас воскрес из мертвых, и от этого, должно быть, малость свихнулся. Думаешь, что ты Самсон.[11] Ты на полкилометра отойти не успеешь.

— Может, Левинский сам дал деру. У него-то причин достаточно. Побольше, чем у любого из нас.

— Брехня! Никуда он не убежит.

Зенитки умолкли. В наступившей тишине сразу слышнее стали крики, команды и беготня.

— Не лучше ли нам подобру-поздорову убраться в барак? — спросил Лебенталь.

— Верно. — Бергер встал. — Секция «Г» — все в барак! Гольдштейн, проследи, чтобы ваши люди как можно глубже запрятались. Хандке наверняка с минуты на минуту заявится.

— В казармы СС они точно не попали, — с сожалением сказал Лебенталь. — Этой банде все с рук сходит. Наверно, только сотню-другую наших в клочки разорвало.

— А вдруг это уже американцы подходят? — произнес кто-то из тумана. — Вдруг это уже артиллерия?

На секунду все смолкли.

— Заткнись ты! — сердито сказал Лебенталь. — Сглазишь еще.

— Ну, живо, все, кто еще может ползать. Еще перекличка наверняка будет.

Они поползли обратно в барак. При этом снова едва не возникла паника. Теперь вдруг многие — особенно те, кому до этого посчастливилось сидеть хоть на краешке топчана, — перепугались, что не успеют занять свои прежние места. Устремившись к заветным дверям, они орали дурными, охрипшими голосами, оттаскивали других, падали, вставали. Барак все еще был переполнен, и сидячих мест хватало меньше чем на треть заключенных. Но часть лагерников, невзирая на все призывы и крики, остались лежать на улице — эти от пережитых волнений настолько ослабели, что ползти не могли. Паника выбросила их из барака вместе со всеми, а вот вернуться уже не было сил. Ветераны подтаскивали некоторых к бараку. В тумане они не сразу разглядели, что двое мертвы. Они были в крови. Каждому досталось по пуле.

— Берегись!