Читаем Искра жизни полностью

Охрана врубилась в толпу. Они расшвыривали людей направо и налево. Наконец им удалось взять бачок в кольцо и потихоньку стронуть с места. Бачок, впрочем, был уже почти пуст. Сомкнувшись плечом к плечу, они вывезли его из гущи людей. Толпа пошла за ними. Через плечи, даже из-под рук охранников тянулись молящие ладони.

Вдруг кто-то один из этого жалкого, стонущего людского месива углядел далеко впереди второй бачок. Качаясь от слабости, он кинулся туда какими-то нелепыми, сомнамбулическими прыжками. Следом тут же бросились другие. Но уж тут-то Вебер был начеку: бачок был окружен здоровенными охранниками, которые тут же покатили его вперед.

Толпа ринулась за ними. Лишь несколько бедолаг остались возле первого бачка, водя ладонями по стенкам, чтобы долизать последние капли пойла. Еще примерно тридцать человек так и не смогли встать — они лежали на плацу.

— Этих забрать и тащить следом, — распорядился Вебер. — И образуйте оцепление вокруг колонны, чтоб ни один не вернулся.

Плац был захламлен и загажен сплошь; на целую ночь он стал для этапников местом спасительной передышки. Одна ночь — это много. В таких вещах Веберу опыта не занимать. Он точно знал, что, как только еда кончится, толпа, словно вода к стоку, снова устремится сюда.

Охранники погнали отставших вслед за колонной. Попутно они подбирали мертвых и умирающих. Мертвых было только семеро. Впрочем, от всего этапа сейчас оставались только сотен пять, самых крепких.

При выходе из Малого лагеря на улицу несколько арестантов попытались вырваться. Охрана, обремененная умирающими и трупами, не всех сумела догнать. Трое самых резвых убежали. Они домчались до бараков и принялись дергать двери. Дверь двадцать второго барака подалась. Они юркнули внутрь.

— Отставить! — гаркнул Вебер охранникам, которые направились было извлекать беглецов. — Всем оставаться тут! Тех троих после возьмем. Тут присматривайте! Никому не отходить!

Человеческое стадо уныло плелось по улице. Когда бачок с едой опустел и их начали строить в колонну, они попытались повернуть обратно. Но они уже были не те, что прежде. Еще совсем недавно, по ту сторону страха и отчаяния, они были тверды, как скала, и это давало тупую силу их упорству. Теперь же голод, еда и движение снова отбросили их назад, в отчаяние, и в них опять проснулся прежний страх, превратив их в диких, запуганных тварей, они были уже не слитной неподатливой массой, но скопищем одиночек, каждый наедине со своим собственным остаточком жизни, а поодиночке каждый стал легкой добычей. К тому же они теперь были разъединены чисто физически — они не сидели, тесно прижавшись друг к другу. Сила их иссякла. Они снова чувствовали голод и боль. Они уже начали повиноваться.

Часть из них отрезали и построили далеко впереди, другую, наоборот, сзади; тех, что были посередке, взял на себя Вебер со своей командой. По головам старались не бить, только по телу. Мало-помалу этапников распределили по отрядам. Словно оглушенные, стояли они шеренгами по четверо, взявшись за руки, чтобы не упасть. Между теми, кто еще держался на ногах, ставили умирающих. Со стороны, особенно несведущему взгляду, могло показаться, что это стоит, взявшись за руки, гигантская орава пьяниц. Потом откуда-то из недр толпы возникло пение. Подняв головы, глядя прямо перед собой и придерживая товарищей, арестанты пели. Правда, не все, скорее, немногие, поэтому и песня звучала как-то вразброд, то здесь, то там. Они шли по большому, главному лагерному плацу мимо выстроившихся на утреннюю поверку рабочих бригад, шли и исчезали за воротами.

— Что это они поют такое? — спросил Вернер.

— Песню мертвых.


Трое беглецов прятались в двадцать втором бараке. Они забились в самый дальний угол. Двое залезли под нары. Головами они уткнулись в стену, а ноги торчали наружу и тряслись. Дрожь пробегала по ногам волной, потом замирала и начиналась снова. Третий, белея лицом, умоляюще смотрел на всех по очереди.

— Прятать… человек… человек…

Он повторял эти слова снова и снова, указательным пальцем тыча себе в грудь. Видимо, это было все, что он знал по-немецки.

Вебер распахнул дверь.

— Ну, где они? — Вместе с двумя охранниками он стоял в дверном проеме. — Долго еще? Где они?

Никто ему не ответил.

— Староста секции! — гаркнул Вебер.

Бергер вышел вперед.

— Барак двадцать два, секция… — начал было докладывать он.

— Заткнись! Где они?

Выбора у Бергера не было. Он знал: в считанные минуты беглецов все равно найдут. Знал он и еще кое-что: обыска в бараке надо избежать любой ценой. Ведь сейчас у них скрывались двое политических из Рабочего лагеря.

Он уже поднял руку, чтобы показать в угол, но один из надзирателей, глянув ему через плечо, его опередил.

— Да вон они! Под нарами!

— Вытаскивайте!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза