Искра жизни

— Чудеса в решете. Это он, наверно, потому, что люди смотрят. — Действительно, арестанты давно уже украдкой поглядывали на ту сторону улицы, а оттуда жильцы домов поглядывали на заключенных. И хотя разделяло их всего несколько метров, они были так далеки друг от друга, словно обитали на разных континентах. Большинство лагерников впервые со дня ареста снова видели вблизи город. Видели обычных людей, занятых повседневными делами. И смотрели на все это, будто им показывают жизнь на Марсе.

Вот служанка в голубеньком платье в белый горошек моет в квартире уцелевшие окна. Она закатала рукава и напевает за работой. В другом окне стоит седая старушка. Солнце освещает ее лицо, раскрытые занавески, фотографии на стене. А на перекрестке расположилась аптека. Аптекарь стоит в дверях и зевает. А вот женщина в леопардовом манто идет по улице, жмясь поближе к домам. На ней зеленые перчатки и зеленые туфли. Эсэсовец на углу ее пропустил. Она совсем молоденькая и бодро цокает каблучками, огибая кучи мусора. Многие из арестантов годами женщин не видели. Эту заметили все, но никто, кроме Левинского, не осмелился провожать ее глазами.

— Смотри сюда! — шепнул ему Вернер. — Помоги-ка. — И он показал на кусок материи, выглядывавший из-под щебня. — Тут, похоже, кто-то лежит.

Они разгребли щебень и битый кирпич. Из-под мусора на них глянуло расквашенное лицо мужчины с окладистой бородой, в которой вместе с кровью запеклась известка. Рядом виднелась рука — бородатый, наверно, пытался ею закрыться, когда здание обрушилось.

Эсэсовцы на другой стороне улицы кричали вслед дамочке в леопардовом манто, карабкавшейся на очередную груду мусора, какие-то ободряющие напутствия. Та в ответ кокетливо смеялась. В этот миг внезапно завыли сирены.

Аптекарь на углу исчез в недрах своей аптеки. Женщина в леопардовом манто сперва замерла, а потом бросилась назад. Среди груд битого кирпича она спотыкалась, падала, но тут же вскакивала снова, чулки ее порвались, зеленые перчатки разом побелели от известки. Арестанты подняли головы, выпрямились.

— Стоять! Кто тронется с места, стреляю без предупреждения!

Эсэсовцы, дежурившие на углах улицы, спешно подходили сюда же.

— Сгруппироваться! По отделениям стройсь, живо!

Заключенные не знали, какую команду выполнять. Прогремели первые выстрелы. Охранники, те, что с углов, в конце концов согнали их в кучу. Теперь шарфюреры совещались, как быть. Первый сигнал считался предупредительным, но все ежесекундно с тревогой поглядывали вверх. Ослепительная голубизна неба, казалось, сразу стала и ярче, и страшней.

На другой стороне улицы теперь все оживилось. Люди, которых прежде было не видно, выходили из домов. Плакали и кричали дети. Продавец с усиками, злобно озираясь, выскочил из колониальной лавки и пополз куда-то по развалинам, как жирная гусеница. Женщина в клетчатом переднике бережно несла на вытянутой руке клетку с попугаем. Седая старушка в окне тоже исчезла. Служанка, высоко подобрав юбки, выскочила из парадного. Левинский не спускал с нее глаз. Между черными чулками и тугими голубыми штанишками мелькнули белые полоски ляжек. Следом за ней по кирпичам взбиралась, как коза, тощая старая дева. Внезапно все перевернулось: покой на той, свободной стороне улицы разом рухнул — люди в страхе выскакивали из своих жилищ и, лишь бы спастись, мчались в бомбоубежища. Зато заключенные на противоположной стороне молча и спокойно стояли на фоне разрушенных стен и смотрели на бегущих.

Одному из шарфюреров, видимо, это тоже бросилось в глаза.

— Отделение, кругом! — скомандовал он.

Теперь арестанты видели перед собой одни руины. Их сейчас ярко освещало солнце. Лишь в одном из разрушенных домов удалось разгрести вход в подвал. Там видны были ступеньки, входная дверь, темный коридор и еще в глубине узкая полоска света из другого, дальнего входа.

Шарфюреры пребывали в нерешительности. Они не знали, куда девать контингент. Ни один, конечно, и не подумал вести заключенных в бомбоубежище — там и без них давка. Но, с другой стороны, оставаться самим под бомбами эсэсовцам тоже не хотелось. Несколько из них спешно обследовали ближайшие дома. Наконец нашли хороший, бетонированный подвал.

Сирены завыли иначе. Эсэсовцы бросились к подвалу. Они оставили только двоих охранников возле дома и еще по паре с обоих концов улицы.

— Бригадиры, десятники, следить, чтобы ни один не шелохнулся! Кто с места двинется — расстрел на месте!

Лица заключенных напряглись. Они смотрели на стены прямо перед собой и ждали. Им даже не приказали лечь — так, стоя, они лучше видны охране. Поэтому они стояли безмолвно, сбившись в кучу, окруженные своими бригадирами и десятниками. Между ними бегал все тот же пес, легавая. Он опять сорвался и искал заключенного номер 7105. А найдя, запрыгал от радости, пытаясь лизнуть своего любимца в лицо.