VII
Когда двое суток спустя шарфюрер Бройер приказал отпереть двери, они оба просто выпали из клетушек карцера. Последние тридцать часов оба провели, то и дело проваливаясь из полубессознательного состояния в полное забытье. В первый день они вначале еще перестукивались, потом перестали.
Их вынесли. Положили на «танцплощадке» под стеной, что тянется вокруг крематория. Сотни заключенных смотрели на них; ни один не сдвинулся с места. Не попробовал их унести. Даже не подал виду, что их заметил. Не было приказа, как с ними поступить, поэтому и их самих как бы не было. Всякий, кто осмелился бы к ним прикоснуться, сам угодил бы в карцер.
Два часа спустя труповозка собирала в зоне последние трупы.
– А с этими что? – лениво спросил дежурный эсэсовец. – Их тоже берем?
– Да это двое из карцера.
– Окочурились?
– Похоже на то.
Тут эсэсовец увидел, что рука пятьсот девятого медленно сомкнулась в кулак, а потом снова разжалась.
– Еще не совсем, – сказал он.
У него ломило поясницу. Этой ночью они с Фрици в «Летучей мыши» задали жару. Он даже зажмурился. Все-таки он выиграл пари у этого Гофмана. Гофман с Вильмой был. Бутылка «Хенесси». Отличный коньяк. Но сейчас он как выжатый лимон.
– Узнайте в карцере или в канцелярии, куда их, – приказал он одному из носильщиков.
Вскоре тот вернулся. Вместе с ним торопливой походкой прискакал рыжий писарь.
– Эти двое из карцера освобождены, – сообщил он. – Их надо в Малый лагерь. Их еще днем должны были выпустить. В комендатуре есть приказ.
– Тогда уберите их отсюда. – Эсэсовец лениво просмотрел свой список. – У меня тридцать восемь отходняков. – Он пересчитал трупы, аккуратными рядками разложенные перед входом в крематорий. – Тридцать восемь. Все правильно. Уберите этих, а то они мне счет собьют.
– Четыре человека ко мне! Отнести в Малый лагерь! – гаркнул надзиратель носильщикам.
Те подошли, подхватили бесчувственные тела за руки, за ноги.
– Сюда давайте, – шептал рьжий писарь. – Скорей! Подальше от трупов. Вот сюда.
– Да они уже, считай, что там, – сказал один из носильщиков.
– Заткнись! Делай что тебе говорят!
Носильщики оттащили пятьсот девятого и Бухера из-под стены. Рыжий склонился над ними и прислушался.
– Живы еще! Тащите носилки! Скорей!
Он пугливо огляделся. Боялся, что появится Вебер, вспомнит отказников и без долгих слов прикажет повесить. Он дождался, пока вернутся носильщики с носилками. Носилки были неказистые, сколоченные из неструганых досок, – а какие еще нужны для трупов?
– Грузите! Да скорей же!
Лагерный плац между главными воротами и крематорием был самым опасным участком зоны. Здесь почти всегда слонялись эсэсовцы, да и шарфюрер Бройер был поблизости. А он очень не любил хоть кого-то выпускать из своего карцера живым. Приказ Нойбауэра был исполнен, пятьсот девятый и Бухер формально из карцера выпущены, и теперь ничто не мешало открыть на них охоту. Теперь кто угодно мог отвести на них душу, не говоря уж о Вебере, для которого, знай он, что эти двое еще живы, отправить их на тот свет было просто делом чести.
– Ну что за дурь! – заартачился один из носильщиков. – Сегодня тащи их через всю зону в Малый лагерь, а завтра с утра, как пить дать, волоки обратно. Они же двух часов не протянут!
– Это не твоего ума дело, идиот! – Рыжий был вне себя от ярости. – Бери и неси, ясно? Двигай! Неужто среди вас ни одного умного нет?
– Ну, есть, – отозвался пожилой лагерник, уже ухватившийся за носилки с пятьсот девятым. – А что с ними такое? Что-нибудь особенное?
– Они из двадцать второго барака. – Писарь еще раз огляделся по сторонам и подошел к носильщику поближе. – Это те двое, которые позавчера отказались подписать.
– Что подписать?
– Заявление на добровольное участие в опытах лекаря-живодера. Четверых других он забрал.
– Что? И их не повесили?
– Нет. – Писарь прошел еще несколько шагов рядом с носилками. – Их надо доставить обратно в барак. Такой был приказ. Выполняйте скорей, пока их никто здесь не увидел.
– Вон оно что. Понятно!
И носильщик так резво рванулся вперед, что носилками чуть не сбил с ног своего напарника.
– Ты что? – взвился тот. – Совсем рехнулся?
– Нет. Давай-ка сперва этих двух отсюда утащим. А потом я тебе все объясню.
Писарь отстал. Две пары носильщиков удалялись теперь сосредоточенно и быстро, пока не скрылись за административным корпусом. Солнце клонилось к закату. Пятьсот девятый и Бухер провели в карцере на полдня больше положенного. В этой маленькой творческой вариации начальственного приказа Бройер не смог себе отказать.
Передний носильщик обернулся.
– Так в чем дело? Что, какие-нибудь важные птицы?
– Нет. Но это двое из тех шестерых, которых Вебер в пятницу забрал из Малого лагеря.
– За что же их так отделали? Видок у них – будто их пропустили через мясорубку.
– Считай, что так. Ведь они отказались идти на опыты к живодеру. Это в лаборатории около города, писарь, рыжий этот, сказал. Туда уже многих забрали.
Передний носильщик даже присвистнул.
– Вот черт! И после этого они еще живы?
– Как видишь.
Передний все еще недоверчиво тряс головой.