Искра жизни

– Отец! – взмолилась Фрея. – Мама чуть с ума не сошла от страха. Эта ужасная сирена, прямо над ухом.

Этап как раз сворачивал на главную улицу зоны. Арестанты проходили совсем рядом.

– А это что такое? – прошептала Сельма.

– Это? Да ничего особенного. Этап сегодня прибыл.

– Но…

– Никаких «но»! Вам здесь нечего делать! Марш отсюда! – Нойбауэр подталкивал жену и дочь к воротам. – Живо! Марш!

– Но какой у них вид! – Сельма, не отрываясь, смотрела на изможденные лица заключенных, мелькавшие в полосе лунного света.

– Вид? Это заключенные! Изменники родины! Какой у них должен быть вид? Как у надворных советников?

– А те, кого там несут, это же…

– Все, хватит с меня! – заорал Нойбауэр. – Только этого мне недоставало! Нюни распускать! Эти люди доставлены к нам сегодня. Как они выглядят… словом, мы тут совершенно ни при чем! Напротив! Их к нам прислали подкормиться. Разве не так, Вебер?

– Так точно, господин оберштурмбанфюрер!

Вебер скользнул по Фрее чуть насмешливым взглядом и ушел по своим делам.

– Ну что, убедились? А теперь марш отсюда! Здесь вам запрещено находиться. Это вам не зоопарк.

Он настойчиво подталкивал жену к выходу. Больше всего он боялся, как бы Сельма сейчас чего не ляпнула. Такие времена – только и смотри, только и озирайся. Ни на кого положиться нельзя, и на Вебера тоже. Вот черт, угораздило же Сельму и Фрею заявиться, как раз когда этап прибыл! А он забыл им сегодня сказать, чтобы оставались в городе. Впрочем, Сельма все равно бы не осталась. Черт ее знает, отчего она такая нервная. А ведь со стороны посмотреть – какая солидная, представительная женщина. Но как сирену услышит – визжит, словно резаная.

– А с вахтой будет особый разговор. Просто взять и пропустить – это как называется? Этак они любого пропустят.

Фрея обернулась.

– Сюда мало кто захочет.

У Нойбауэра на секунду даже дыхание перехватило. Это еще что за новости? Фрея! Его плоть, его кровиночка? Его зеница ока? Мятеж! Он пристально взглянул в спокойное лицо дочери. Нет, она не это имела в виду. Она не хотела его обидеть. Он простодушно рассмеялся.

– Ну, не знаю, не знаю. Эти вот, с этапа, просто умоляли, чтобы мы их приняли. Умоляли! Плакали! Ты бы посмотрела, как они у нас будут выглядеть недельки через две-три. Не узнать! У нас же лучший лагерь во всей Германии! Этим и славится. Курорт, да и только.

* * *

На подходе к Малому лагерю от этапа оставалось еще человек двести. Это были самые слабые. Они поддерживали друг друга. Зульцбахер и Розен тоже были здесь. Обитатели бараков по отделениям выстроились на улице. Они знали – командует разводом сам Вебер. Поэтому Бергер назначил сегодня пятьсот девятого и Бухера дневальными и послал за едой, таким образом он надеялся уберечь их от встречи с начальником режима. Но с кухни их отправили восвояси. Сказали, что еда будет не раньше, чем разместят пополнение.

Света нигде не было. Лишь в руках у Вебера и шарфюрера СС Шульте вспыхивали изредка карманные фонарики. Старосты бараков им докладывали.

– Остальных распихайте сюда, – приказал Вебер заместителю старосты лагеря.

Тот начал распределять новеньких по секциям, Шульте контролировал. Вебер нехотя двинулся дальше.

– Почему тут гораздо меньше, чем там? – спросил он, подойдя к секции «Г» двадцать второго барака.

– Помещение меньше, чем в других секциях, господин оберштурмфюрер.

Вебер включил фонарик. Луч его заскользил по застывшим лицам арестантов. Пятьсот девятый и Бухер стояли в самом заднем ряду. Кружок света пробежал по лицу пятьсот девятого, ослепил его, перескочил дальше, но вдруг вернулся.

– Где-то я тебя уже видел. Где?

– Я давно в лагере, господин оберштурмфюрер.

Кружок света соскользнул вниз, на латку с номером.

– Пора бы тебе уже подохнуть.

– Это из тех, кого недавно в канцелярию вызывали, господин оберштурмфюрер, – угодливо подсказал Хандке.

– Ах да, верно. – Кружок света снова спрыгнул вниз на номер, потом побежал дальше. – Запишите-ка номер, Шульте.

– Так точно, – радостно отозвался Шульте молодым, свежим голосом. – Скольких сюда?

– Двадцать. Нет, тридцать. Пусть потеснятся.

Шульте и староста лагеря отсчитали тридцать человек, записали номера. Из темноты глаза ветеранов, не отрываясь, следили за карандашом Шульте. Не похоже, чтобы тот записал номер пятьсот девятого. Вебер ему этот номер не назвал. Фонарь снова погас.

– Готово? – спросил Вебер.

– Так точно.

– Остальную писанину пусть завтра доканчивает канцелярия. Марш по баракам! И подыхайте лучше сами! Не то поможем.

Широким хозяйским шагом Вебер двинулся по дороге. Свита эсэсовцев последовала за ним. Хандке какое-то время постоял в раздумье.

– Дневальные! За едой! – буркнул он наконец.

– Вы останьтесь, – прошептал Бергер пятьсот девятому и Бухеру. – Найдем, кого послать вместо вас. А то еще, чего доброго, опять попадетесь Веберу на глаза.

– Шульте мой номер записал?

– Я не видел.

– Нет, – сказал Лебенталь. – Я стоял впереди и следил. Он не записал. Забыл в спешке.