– Вот, значит, сколько ты всего напридумывал, да? – выдохнул наконец староста.
– Я ничего не придумывал. Все так и есть.
– Ну а с Вебером как? Он ведь тоже поговорить с тобой хотел. А он ждать не будет!
– Будет, – спокойно возразил пятьсот девятый. – Господину оберштурмфюреру Веберу тоже придется подождать. Об этом уж гестапо позаботится. Для них куда важнее до швейцарских франков дорваться.
Светлые, чуть навыкате глаза Хандке, казалось, буравят темноту. Рот задумчиво жевал.
– Больно ты стал хитрый, – вымолвил он наконец. – Раньше-то в нужник еле ходил. А теперь все вы резвые, что козлы, у-у, гниды вонючие! Ничего, погодите, они вам еще устроят баньку! Вас-то они всех через трубу пропустят! – И он пальцем постучал пятьсот девятого по груди. – Обещал двадцать монет? – прошипел он. – А ну, гони! Живо!
Пятьсот девятый достал из кармана двадцатку. На секунду он испытал соблазн не отдавать деньги, но тотчас же понял, что это равносильно самоубийству. Хандке вырвал бумажку у него из рук.
– За это можешь еще один день повонять, – заявил Хандке, уже отворачиваясь. – Даю тебе еще целый день жизни, ты понял, сука? Один день, до завтра.
– Один день, – эхом отозвался пятьсот девятый.