МИР БЫЛ расколот пополам. Верующие в Китае, Японии, Индии и Африке собрались вокруг величественного гиганта, который провозгласил себя Мухаммедом, пророком Аллаха. Были миллиарды, бесчисленные миллиарды готовых к войне людей, убежденных, что их путь на небеса гарантирован уничтожением безбожников, и жаждущих доказать это.
Над всей этой массой, подобно горе, возвышающейся над ордами ничтожных людей, стоял человек по имени Мухаммед, призывающий своих последователей к яростному кровопролитию.
Япония воспользовалась этой возможностью без малейших сомнений – просто как шансом, которого она долго ждала. Хотя подавляющее большинство ее населения были буддистами, они вдруг случайно преобратились в магометян и влились в массу религиозных фанатиков. Именно Япония построила тысячи ракет, реквизировала все корабли и самолеты, независимо от того, насколько устаревшими или изношенными они были.
В странных дирижаблях, которые летали на высоте шестидесяти миль над землей, в ветхих аэропланах, в торговых кораблях, вооруженных примитивными пушками и самыми передовыми лучеметами, пешком, на верблюдах, на лошадях, в автомобилях, мотоциклах, велосипедах и в бесколесных катерах, которые стремительно двигались на десяти или более футах от земли – невообразимая армия собралась и выступила против цивилизации.
Всю эту массу непоколебимой силы возглавлял человек, известный как Мухаммед. Правой рукой его был невзрачный щуплый человек, страдающий эпилептическими припадками. Военные гении Японии неопределенно маячили на заднем плане, нелепо переодетые в бурнусы, за которыми их узкие глаза, желтая кожа и плоские переносицы были бы совершенно очевидны, если бы они не прятались за громадным Мухаммедом.
ВАТИКАН в Риме, Вестминстерское аббатство и площадь Мейфэр в Лондоне, Кремль в Москве и музеи Ленинграда, Лувр и район Монмартр в Париже – все это было уничтожено атомными бомбами в ночь на 19 августа.
Европа содрогалась в конвульсиях чередующих друг друга землетрясений, которые продолжались в течение трех дней в разбомбленных районах. Ядовитые газы вздымались из куч пепла этих городов, убивая миллионы людей в перенаселенных районах, когда ветер неприкаянно носился туда-сюда.
Еда была уничтожена; то немногое, что осталось, некому было делить. Ошеломленные, потрясенные ужасом, люди метались, как испуганные тараканы. Мор и голод преследовали их.
Вслед за этим стремительно ворвалась армия фанатиков. Их оружие, в основном, было примитивным, но Европа могла бороться только жалкой сталью – орудий и боеприпасов не хватало.
В резне не было нужды. Во всяком случае, все умерли бы от голода. Но с кровью неверного, капающего с меча, можно быть уверенным в грядущем раю.
Европа исчезла в клубах дыма и мрачно кружащихся облаках атомной пыли. Армия фанатиков была рассеяна повсюду. Их число стало крошечным теперь; болезни и голод убили более девяти десятых неотразимой армады. Японцы цинично представляли себе острую нехватку гурий в раю.
РАННИМ утром 20 августа прогремел взрыв, как будто в центре Нью-Йорка внезапно взорвался вулкан, и Эмпайр Стейт Билдинг величественно рухнул, обвалив построенные рядом здания, что начали падали одно на другое. Манхэттен от реки Гарлем до Бэттери погрузился в руины из крошева цемента и скрученных стальных балок.
Один модифицированный заряд титанита, брошенный на 33-й улице, в ста футах от Пятой авеню, уничтожил весь город. Сама его структура фактически помогла этому.
ДИРИЖАБЛЬ межконтинентальных линий поднялся с причальной мачты на вершине Эмпайр Стейт Билдинг ровно в два тридцать утра 20 августа. Вскоре, едва только он взмыл на высоту шести миль, его подхватили потоки воздуха и перевернули несколько раз. Бездонные воздушные ямы ополчились против него, он нырял в них и ударялся, словно о стены. Огромный дирижабль двадцать шестого столетия швыряло подобно шлюпке в бушующем море.
Плотно привязанный к сиденью, пилот боролся с непослушным управлением. Рулевое колесо выбило ударом. Он услышал треск и удивленно обнаружил свою руку безвольно повисшей. Нахлынула жуткая боль.
Он щелкнул рычаг левой рукой. Все иллюминаторы герметично закрылись.
От боли в руке кружилась голова. Ремни врезались в тело, когда он повис на них.
И все же он встряхнул голову, чтобы отрезвить себя, и направил нос дирижабля вертикально в небо. В шестидесяти милях выровнял его. Воздух был разряженным, неподвижным и холодным.
Он потерял создание.
Лэнса ударило головой о стену, обитую мягкой кожей. Это было последнее, что он помнил. Когда он пришел в себя, нос оказался сломан. Свернутая кровь облепила все лицо. На корабле было очень холодно. Яркий солнечный свет втекал сквозь щель иллюминатора.
Он встал на ноги и вышел в темный коридор огромного дирижабля. Когда пол перестал шататься под ним, он первым делом направился в рубку управления, где обнаружил пилота, висевшего на натянутых ремнях и стонавшего в воспаленном бреду. Его рука беспомощно болталась, пока Лэнс, освобождая путы, не уложил его осторожно.