Услышав это, они стали более доброжелательными и поделились двумя стульями, дозволив присесть рядом с их столами. Лэнс и эти четверо вступили в быстрый жар непостижимого разговора, из которого Уортинг мог разобрать только отдельные слова: …конечное замкнутое пространство в бесконечном пространстве, расширение измерения, гипер-время и немногие другие.
Разговор растянулся на часы. Уортингу становилось все более скучно. Наконец, Лэнс повернулся к нему.
– Я ощущаю себя ребенком по сравнению с этими людьми, – сказал он. – Существуют сотни явлений, которых мы не могли понять, но теперь это совершенно ясно.
– Но вы должны помнить, – сказал один с улыбкой, – мы основывались на ваших началах. Объем работы, который вы проделали с такими ограниченными возможностями, положительно удивителен.
Лэнс покраснел от удовольствия. Это была первая похвала, которую он когда-либо получал от тех, кого уважал. Словно вино ударило в кровь, и он смутился, хотя прежде речь его была ясной и краткой как письменный трактат.
– Мы пытались разобраться, что происходит со вселенной, – объяснил он Уортингу. – Эти четверо мужчин, Кант, Бассингтон, Рид и Руссо – самые выдающиеся эйнштеновские эксперты двадцать шестого столетия. Они собрали множество данных, которые мы едва ли могли понять с нашими нынешними знаниями.
– На самом деле, – прервал Руссо, – вероятнее всего, нам никогда не удастся понять последствия этого катаклизма. Или в лучшем случае ничтожные попытки разобраться перевернут большинство наших фундаментальных законов.
Лэнс кивнул, соглашаясь.
– Я думаю, что это не совсем верно, – возразил Рид. – По всей вероятности, мы обнаружим, что к изменившейся среде будут применимы те же самые законы, но с некоторыми поправками.
Кант и Бассингтон пожали плечами.
– Мы знаем так мало о наших новых условиях, что лучше избегать всех предыдущих теоретизирований, – сказал Кант.
– Так что, черт возьми, происходит? – Уортинг был окончательно сбит с толку.
Лэнс развернул свой стул к нему.