Искры гаснущих жил

– Таннис. – Он перехватил ее руку.

Не отпустит?

– Успокойся, пожалуйста. Дай мне. – Кейрен отобрал ключ, и замок щелкнул. – Мы успеем уйти, а если нет, то с парой-тройкой людей я справлюсь.

Да, он же пес. И значит, сильнее человека.

…только подземники – не люди, они стаями охотятся.

– Нет. – Таннис тряхнула головой. – Уходить надо. Прятаться. На всех тебя не хватит.

Успокоиться.

Взять деньги. И сумку. Бросить в нее хлеб, сыр… что под руку подвернется.

– Идем.

Кейрен раздевался.

– Возьмешь одежду. У… той ипостаси нюх более тонкий. И слух получше будет. – Он аккуратно сложил свитер, стянул штаны, и Таннис, покраснев вдруг – можно подумать, она голых мужиков никогда не видела, – отвернулась.

Надо собираться, а не…

…и чашку взять фарфоровую, с тонкими стенками. Памятью о человеке, которого давно уже нет. Леди Евгения ушла за месяц до казни Войтеха, и вещи ее, все, включая расшитую скатерть и вазу, в которой даже зимой стояли букеты, и портреты незнакомых людей, и ложечки серебряные, разошлись по квартирам. Только и осталась, что эта чашка, и то потому, что Войтех принес, сказал – подарок.

Тихое рычание вывело из задумчивости.

– Возможно, идти придется без света. – Таннис завернула чашку в грязное полотно. Одежду Кейрена она подобрала, затолкала в сумку. – Свет их приманивает… и движение. Когда я скажу, что нужно замереть, замри, пожалуйста.

Пес кивнул.

Огромный он все-таки… и теплый. Таннис провела рукой по загривку, и пес толкнул ее мордой в плечо, поторапливал, значит.

– Не отставай.

Она бросила последний взгляд на убежище, которое как-то сразу и вдруг перестало принадлежать ей. Этого места, заброшенного, забытого, было жаль, как будто Таннис вновь лишили дома.

Нырнув в боковой проход, она замерла, прислушиваясь к окружающей ее темноте. Голоса были слышны, но… пес тоже навострил уши.

Тихо.

Вода журчит, потрескивает что-то… но далеко. А темнота ждет Таннис, обещая надежно спрятать. И надо поверить, ведь вера – это все, что ей осталось.

…Здесь сотни сотен лиг коридоров. И подземники нечасто поднимаются так близко к поверхности. На поверхности им неуютно. А люди не так уж и внимательны.

Она вывела Кейрена к колодцу, от которого расходились крысиные норы ходов, что сделанных людьми в незапамятные времена, что естественных, существовавших задолго до появления города. Таннис успела исследовать многие, но выбрала тот, что выводил на поверхность.

И шагнула было, вот только Кейрен, втянув затхлый воздух, щелкнул хвостом и оскалился.

– Ждут? – одними губами спросила Таннис.

Он кивнул.

Ждут.

Смешно надеяться, что подземники не знают, как на поверхность выйти.

– Эй! – донесся издалека насмешливый голос Томаса.

Сволочь он…

– Таннис, хватит прятаться! Выходи, поговорим…

Охота. И сзади – загонщики, оттого и не прячутся, напротив, шумят, выгоняя к засаде… и выходы на поверхность перекрыты. Возможно, что не все, но глупо надеяться на удачу.

И что остается?

Если вверх нельзя, то вниз можно… опасно, но вдруг да выйдет? Войтех же говорил, что удача смелых любит.

– Придется спуститься. – Рука Таннис лежала на загривке Кейрена, и прикосновение к нему удивительным образом успокаивало. – Найти лежку и ждать. Сколько – не знаю. Полезем напролом – убьют.

Он кивнул и, вывернувшись, ткнулся влажным носом в щеку.

– Только не лижись. Жуть до чего не люблю, когда собаки лизаться начинают, – проворчала Таннис, с трудом сдерживая слезы.

Жутко.

До кома в животе. До холода по хребту. До икоты, сдерживать которую получается еле-еле… и уже виселица не видится ей чем-то страшным.

Подземники – страшнее.

…И лучше забыть о том, втором и последнем, к ним визите, когда Войтех представил Таннис подземному королю и его свите.

Спускались быстро.

Шаг. И поворот.

Ступеньки. Осыпь. Трещина в скале и крысиное гнездо, на которое Таннис едва не наступила. Шорох под ногами, и сам пол приходит в движение. И острые иглы на загривке Кейрена дыбом встают, а из глотки вырывается рычание.

– Тихо! – Она дернула его за ухо, и Кейрен замолк.

Крысы расступаются, позволяя пройти. Они чуют запах человека и зверя, слишком крупного и с виду надежно упрятанного под чешую брони, чтобы напасть. Но для тех, кто вздумает сунуться по следу Таннис, крысы станут неприятным сюрпризом.

Томас крыс ненавидит.

Скотина он.

Остановившись у белесого наплыва – точно тесто выплеснулось из кадки да застыло пузырями, – Таннис достала нож. Кожица гриба была плотной и не поддавалась долго, но все-таки лопнула, плеснув на лицо прозрачным, едким соком.

Кейрен отпрянул и вновь оскалился.

– Стой. Так надо. У подземников нюх не то чтобы хороший, но чужака почуют. – Таннис сунула пальцы в рану и рванула. Мягкое розоватое нутро гриба дрожало и расползалось. Сок растекался по коже, мгновенно застывая тончайшей пленкой. Потом, когда пленка сойдет – а она не смывалась, но именно сходила мутными чешуйками, словно перхотью, – кожа покраснеет, как после ожога, и будет зудеть.

– Мерзость, конечно… – Таннис натирала одежду, руки, лицо, стараясь не обращать внимания на дрожь в пальцах. Страх не отступал.