Искупление

— Заимки, шалаши, работа в поле на лошадках. Красота! — продолжал, уйдя в воспоминания, Анатолий. — Вечером танцы на окраине деревни. Малыми были — шалили, подросли — влюблённость появилась как из-за угла. Коснёшься руки — и тебя огнём охватывает, скажет тебе слово — как ангел пропел! Во, было время! Нет, Нина, детство — самое милое время! Юность — самое романтическое! Представь себе: паренёк в разбитых донельзя башмаках, простецких латаных штанах — и он Ромэо! Девочка в брезентовых тапочках, в ситцевом выгоревшем на солнце платьице — и она Джульетта. Если не обращать внимания на дырявые башмаки и тапочки, то по чувственности, влюблённости, верности они не уступают юным героям Шекспира. В этом смысле мир правильно построен. Он не лишил людей главного — любви. И этой любви все покорны, как сказал классик.

— Анатолий, — как озарённая свыше, вдруг встрепенулась Нина, — ты не пробовал писать книги? Или хотя бы стихи?

— Конечно, пробовал. Стихи бросил сразу: они или мрачные, что застрелиться хочется, или как у влюблённой школьницы в своего учителя по физкультуре. С прозой тоже неудачи. Газеты рекомендуют посылать рассказы в журналы, а журналы отвечают, что у них своих писателей с избытком, годами стоят в очереди.

— Я бы советовала не отчаиваться и не бросать писательства. Нет сейчас глубоких писателей, всё какая-то мелочь мельтешит перед глазами. А ведь такого не может быть, чтобы в России не было хорошего писателя. Сейчас и тема есть, и есть читатели, которые ждут с нетерпением хороших книг. Умных книг, воспитывающих! Так что, Толя, если есть божья искра — грех этим не воспользоваться!

— Сколько раз я начинал писать, бросал, отчаявшись, сжигал, выбрасывал в мусорный ящик, опять начинал… Теперь я, постарев, остепенился. Мне многое стало безразличным.

— Только не безразличие! — как заклинание вырвалось у Нины. — Бойся безразличия, беги от него туда, где жизнь бурлит горным потоком.

— Рад бы в рай, — выдохнул Анатолий. Посмотрел на небо, нашёл его таким, когда надо поторопиться. Погнал обленившегося Буланку. Тот, глянув сбоку на возницу, только не сказал: «Сидел, побасёнки рассказывал, а тут хватился!»

За воротами их встречал сам хозяин «гнезда».

— Что так задержались? — спросил он, принимая на руки уснувшего мальца. Дождался, когда спустится Нина, и вместе, оставив Анатолия заводить и выпрягать лошадку, вошли в дом. Пахнуло домашним запахом деревенской обжитой избы.

— Чем так вкусно пахнет? — лукаво глянула на Сергея Нина, водружая сумки на лавку у холодильника.

— Чай заварил с мятой и чабрецом.

— У нас же этого не было?

— Тамара привезла гостинец.

— Молодец какая!

— Как съездили? — спросил Сергей, отметив перемены в лице и поведении Нины. «Не обидел ли её чем этот пилигрим?» — подумалось.

— Нормально. Что надо — закупили. На неделю, а то и больше, хватит.

— Игорьку понравилось ехать на лошади? — докапывался до того, что испортило настроение женщине. — Не капризничал?

— Туда ехали — как впервые видел мир. Обратно — почти всю дорогу проспал.

— Укачало бедолагу, — посочувствовал Сергей.

— Укачало, — согласилась Нина.

— Анатолий как?

— Что как? — не поняла вопроса Нина.

— Сам мешки с цементом грузил? — нашёлся Сергей.

— А, нет. Грузчики справились. Это входит в стоимость покупки.

— Я не о том. Ему с его здоровьем…

— На здоровье не жаловался. Рассказывал о своём детстве.

— Жалобное?

— Да нет. Говорил, что хорошее у него было детство.

— В гольфиках, кружевных рубашечках, с гувернёрами?

— Босиком до заморозков, в ситцевой рубашечке, в штанишках с одной лямкой через плечо…

— И это он называет счастливым детством?

— Да. Причём вполне серьёзно!

— Молодец! А что бы он сказал, если бы был барчуком?

— Вот уж не знаю. Наверное, завидовал бы тем, кто босиком и в ситцевой рубашонке.

— Пожалуй, он целиком прав, наш пророк. Счастье детства нам даётся авансом Господом, а потом мы сами себе приобретаем все горести и пакости. Кто больше, кто меньше, но без этого не обходимся.

На крыльце заскрипели половицы. Вошёл Анатолий, быстрым взглядом скользнул по Сергею, Нине.

— Я думаю, — начал он, присаживаясь на лавку у двери, — десять мешков мало. Надо бы ещё столько. Если остался бы, то и дорожки до бани и туалета залили бы бетоном.

— Понадобится — съездим. Проблемы не вижу, — сказал Сергей. — Да и Буланке лишних двести килограммов тянуть было бы не по силам. Как он, кстати, перенёс своё первое рабочее состояние?

— Нормально. Под горку даже рысью бежал.

— Оси на нашем ковчеге не вывернулись?

— Да нет вроде. Правда, я не смотрел. Но, если бы было что не так, заметил бы.

— Завтра посмотри внимательно. Оси и втулки, наверное, надо ещё раз хорошо промазать после поездки.

— Посмотрю, — согласился безропотно Анатолий.

— А теперь — мыть руки и за стол. Угощу вас хорошим чаем с вкуснейшими чебуреками!

13

Утро следующего дня было прохладным и солнечным. Слепило глаза. Выйдя во двор, Нина увидела у повозки со снятым колесом Анатолия и своего сына. Сын был, как и его старший коллега по ремеслу, в рукавицах. Только маленьких, сшитых Анатолием. Нина улыбнулась.