Искупление

— Всё хорошо, — ответила Юля. — Варюша сказала «мама». Крепенько стоит в кроватке, пытается ходить. Передаёт тебе привет.

— Тогда почему ты здесь?

— Надо обсудить один вопрос. Заезжай, потом поговорим.

Выгружая мешки картошки у подвала, Анатолий гадал, что за вопрос приготовила ему супруга. Юля присела на краешек чурки у поленницы и ждала, когда Анатолий закончит свою работу. Вот он отнёс последний мешок, отряхнул с куртки пыль, идёт к ней.

— Давай здесь поговорим, — предложила она. — Садись, передохни. Устал, поди? Много ещё не выкопанной картошки?

— Половина поля.

— Хорошая уродилась?

— Мешков за сотню будет.

— В магазин сдавать будете?

— Что в магазины, что на рынок отвезём. Продадим.

— Зачем я приехала, — взяла Юля за руку Анатолия. — Как скажешь, так и будет.

— Скажи сначала ты.

— Я привезла деньги. Часть денег. Немного оставила маме на всякий случай. Двадцать тысяч оставила, а восемьдесят привезла вам. Ты не против?

— Почему я должен быть против? Твои деньги, ты ими и распоряжайся, как считаешь нужным.

— Ну, вот так я решила. Это первое, — Юля подняла с земли щепочку, ковырнула ею землю. — Теперь о главном. Мне Сарьян заказал свой портрет, обещает хорошо заплатить. Я провела три сеанса, и теперь обстоятельства складываются так, что я должна улететь с ним на Кипр, чтобы закончить работу.

Анатолия как кипятком облили. «Вот он, конец всему!» — кто-то невидимый ехидненько шепнул ему.

— Думаю, месяц мне понадобится для этого всего. В начале октября прилечу. Что молчишь?

— Что ты хотела бы услышать? — прокашлявшись, спросил Анатолий.

— Твоё решение.

— Скажу, не соглашаться — будешь упрекать меня всю жизнь, что лишил удовольствия общения с всесильными мира сего, что не дал повидать заморские страны, загубил талант художника… И это было бы справедливым упрёком. Мой ответ: поступай, как знаешь, как хочется. Только знай: бесплатный сыр — в мышеловке! Пойдёшь на это осознанно — моей помощи тогда не жди!

— О чём ты говоришь! Ему шестьдесят лет! Главное у него — деньги! Опять же, жена, дети!

— Это всё мелочи по сравнению с неуправляемым чувством — любовью!

— Допустим, что он полюбил меня, в этом нет ничего странного, но я-то не полюблю его никогда!

— От сумы, от тюрьмы, от любви не зарекайся! Моё дело — предостеречь тебя и предупредить! Да и важно ли для него, что ты не любишь? Важно то…

— Хватит об этом! Чушь какую-то городишь! Всё будет хорошо! Знай на будущее: ты и Варвара — главное в моей жизни! Надеюсь, и у тебя, кроме нас, никого важнее нет! И деньги нам не помешают. Вон, колдыбаситесь за копейки на полях в грязи, а тут сами плывут денежки в руки. Пианино купим, студию построим… Для того же мы затеяли кампанию в деревне, чтобы по-людски всё было! Чтобы дети выходили в жизнь с багажом знаний и умений! Чтобы сумели отличить Ломоносова от Обломова, Саврасова от Сервантеса… Чтобы звуки скрипки не сравнивали они со звуками пилы! Ради них, детей, мы стараемся, и будем в этом до конца последовательны!

Нина покормила Анатолия, и он заспешил в поле — там ждала его картошка. Юля сидела, нахмурясь, над чашкой чая.

— Что у вас не так? — спросила Нина.

— Всё не так. Везде вопросы без ответов, — буркнула под нос Юля.

— Я слышала другое, — недоверчиво глянула на гостю Нина. — Вроде, ты Первую премию получила?

— Получила, будь она неладна!

— Почему так?

— Проблем она создала столько, что лучше бы не видать и не знать этой выставки!

— Налоги, что ли? Или бандиты требуют поделиться?

— Другое. Похлеще. Лететь надо далеко и надолго. На Кипр. Заказ одного богатенького.

— С одной стороны, вроде бы и заманчиво, с другой — кто их поймёт, что им ещё, кроме денег, надо. Любую свинью подкинуть могут. Может, вам ещё с Сергеем посоветоваться? Он, может, что-то дельное скажет?

— Нет, Нина, никто ничего сказать нужного не сможет, потому что это воля Божья. Думаю, ничего страшного не случится.

34

В аэропорту Ларнака Сарьяна и Юлю встречала кавалькада машин. В первую машину сели Сарьян и его управляющий, во вторую — Юля, в третью — два крепыша в серых костюмах.

Юле было всё удивительно! Свежий воздух раннего утра, крепко сдобренный запахом моря. Дворцы неописуемой красоты и изящества, незнакомой породы деревья вдоль дороги и около зданий. Но больше всего её поразило море. Бескрайняя синева воды, и только где-то далеко-далеко эта синева растворяется не то в тумане, не то в самой воде; маленькими скорлупками болтаются рыбацкие шхуны; как замерла, чему-то удивившись, красавица-яхта…

«Как красиво всё это! — восхищалась Юля. — Как красиво живут люди!»

Встречать Сарьяна вышла вся прислуга. Юлю проводили в стоящий в рощице флигель. Сопровождающими были чернявая девушка в белом брючном костюме и в таком же светлом костюме паренёк лет двадцати. Он нёс Юлин чемодан. Во флигеле девушка показала комнаты, спальню, столовую. В туалете, глянув оценивающе на гостью, она нажала на кнопку сливного бачка, спустив мягко шелестящим потоком воду.